Несмотря на свою значимость, это явление, начавшееся в конце X века и длившееся до конца XII, еще мало изучено историками. Его формы настолько разнообразны, что дать исчерпывающее описание этого процесса достаточно трудно: сюда входили корчевка леса, борьба с густыми зарослями, освоение необработанных земель, осушение болот, покорение моря. Можно с уверенностью назвать XII век временем, когда земледелие носило завоевательный характер, даже если его размах был неодинаков: значительный в Бургундии, Оверни, Бретани, этот процесс протекал намного медленнее в Нормандии, Артуа, в центре и на юге Англии. Также в некотором пересмотре нуждается традиционное представление о монахах, «монопольно» занимавшихся раскорчевкой и рубкой строевого леса, дабы расширить обрабатываемые земли своих аббатств. Большая часть раскорчевываний оставалась делом рук крестьян, трудившихся под руководством сеньора; к тому же борьба велась не столько с самими деревьями, сколько с кустами, колючим кустарником и густыми зарослями.
Несмотря на то, что во время Столетней войны [28]
кое-где вновь появились необрабатываемые земли и леса, именно в XII и XIII веках сложился традиционный облик сельского пейзажа Северной и Западной Франции и оставался неизменным вплоть до середины XVIII века: ланды [29] и леса, луга и пахотные земли, огороды и фруктовые сады со множеством гармонично расположенных проточных и стоячих водоемов. Этот пейзаж, несмотря на разные географические условия, практически везде имел один и тот же облик, объясняемый единообразием сельскохозяйственных работ: экстенсивное выращивание скота и многоотраслевое производство продовольственных культур на основе злаковых. В лесной местности кое-где стали появляться поселения, неизвестные ни в первом тысячелетии, ни в XI веке. Между давно обжитыми местами и вновь заселенными раскорчеванными землями выросли уединенные хутора. Вместе с ними возникла новая форма индивидуального землевладения – не раздробленная больше на части и не подчиненная прихотям старой коллективной экономики. Топонимика многих деревень в Нормандии, Бретани и Пуату часто сохраняет имена этих первопроходцев, получивших у сеньора право обустроиться отдельно ото всех на месте собственных корчевьев: Ла Рожри, Ла Мартинери, Ла Ришардье, Ла Тибордьер, Ла Гйшардьер, Ше-Фуше, Ше-Гарнье.Ланды и болота
Еще большую территорию, чем лес, занимали пустоши – ланды. Это та самая «заброшенная» земля из рыцарских романов, где кончались дороги и начинались чудесные, неизведанные и опасные приключения. Действительность выглядела куда более банально: речь шла о необработанных землях, полностью заросших колючим кустарником, участках, временно оставленных под пар, или местах, предназначенных для переходов людей и животных. Они не имели четко обозначенных границ с засеянными полями, и в деревнях частенько возникали конфликты между земледельцами и пастухами по поводу опустошений, произведенных каким-нибудь стадом. Не последнюю роль в жизни деревни играли болота и водоемы. Они в изобилии снабжали дичью и рыбой; морские отмели, как, например, на берегах Восточной Англии и Пуату, использовались для добычи соли; болота поставляли тростник, камыш и особенно торф, ценный растительный уголь, сбор которого был ограничен; дренированные, осушенные, как в Англии в Фенсе [30]
или, как на берегах Фландрии, Бретани и Пуату, превращались в польдеры [31] где сначала находились пастбища, а затем – пахотные земли. Что касается рек, то они служили границами и путями сообщения одновременно. По этим транспортным артериям перемещались не только продукты питания и люди, но также распространялись идеи, а вместе с ними – и прогресс. Они были истинными, единственными поддающимися измерению границами между двумя сеньориями, княжествами, странами, и в то же время – чудесными границами в литературе, где приключения всегда начинаются по ту сторону брода или моста.Лес