Повседневная жизнь Франции в эпоху Ришелье и Людовика XIII

Помимо парламентов пять вспомогательных судов вели процессы между частными лицами и уполномоченными короля, а одиннадцать Счетных палат проверяли счета королевских служащих. Взять деньги из Королевской казны можно было только с позволения Счетной палаты. Когда в 1610 году Марии Медичи потребовалась немалая сумма на поездку двора в Гиень, Счетная палата трижды отказала ей в разрешении. В результате обошлись без него: приехали и вывезли сорок повозок по тридцать тысяч ливров в каждой, оставив в казне только четыреста тысяч экю.

Систему правосудия невозможно себе представить без такого важного человека, как прево. Великий прево был магистратом, разбиравшим в первой инстанции все гражданские тяжбы между придворными, а также все уголовные дела повсюду, где находился двор. Королевский прево был главным королевским судьей. Дворец правосудия, где рассматривались гражданские и уголовные дела в первой инстанции, помещался в Шатле: здания с таким названием имелись в Париже (Гран-Шатле; Пти-Шатле был тюрьмой), Орлеане, Монпелье и нескольких других городах. В Париже суд Шатле возглавлял парижский прево, вершивший правосудие в столице, а заодно и взимавший налоги. У него были заместители – судьи по гражданским и по уголовным делам. Кроме того, существовал маршальский суд, судивший военных – армейских и моряков; возглавлявший его офицер должен был также обеспечивать безопасность на крупных дорогах. Наконец, «монетный прево» преследовал фальшивомонетчиков. Парижский прево, офицер полевой жандармерии и Парламент разбирали конфликтные ситуации в Париже и его окрестностях. В провинциях, кроме того, существовали сенешальства и бальяжи (пережиток феодальной системы), где судебные и административные функции исполняли сенешали и бальи. В городах полицейские функции возлагались на нотаблей, избираемых в каждом квартале; они же были судом в первой инстанции. Осужденные могли подать апелляцию; для их рассмотрения в Ратуше каждую неделю собирались прево или его заместители, королевский прокурор и эшевены. Священники, имевшие всю полноту власти в своих приходах или епархиях, тоже могли сказать свое слово. Правда, не без определенного риска: однажды архиепископ Бордоский де Сурди своим решением помиловал приговоренного к смерти, после чего предпочел не являться на глаза королю, и обряд венчания Людовика XIII и Анны Австрийской совершил епископ Сента.

На допросах применялись пытки (они были запрещены только в 1788 году). Даже если человек был в результате оправдан, он мог на всю жизнь остаться калекой, не говоря уж о том, что многие погибали. В принципе, допрос «с пристрастием» нельзя было применять к людям знатного происхождения, но и это правило можно было обойти, если король давал на то специальное разрешение. Сначала человеку показывали орудия пытки – «испанский сапог», клещи, жаровни, скамью с гвоздями, дыбу, – а затем применяли к нему все эти приспособления. Выражение «повиснуть на дыбе» до сих пор означает во французском языке «предстать перед судом».

Разумеется, при таком подходе к делу можно было обвинить кого угодно в чем угодно. Жак Лобардемон (1590—1653), о котором мы уже говорили в связи с «делом Грандье», сыграл не менее мрачную роль в следствии по делу маркиза де Сен-Мара, вдохновителя последнего заговора против Ришелье. Если против самого Сен-Мара улик было достаточно, то его другу де Ту невозможно было предъявить никаких обвинений. Но Ришелье непременно хотел, чтобы де Ту был осужден. Припугнув Сен-Мара пыткой и сказав ему, будто де Ту уже во всем сознался, Лобардемон вытянул из него нужные письменные признания: на эшафот поднялись оба.

«Покажите мне самую безобидную линию на руке человека, и я найду, за что его повесить», – цинично говорил Лобардемон. Любопытно, что его сын был убит в составе воровской шайки.

В гражданских делах пытки не допускались, но в уголовных применялись широко. Пытка была элементом судебной процедуры; даже если обвиняемый сознавался в своем преступлении (убийстве, поджоге, изнасиловании, измене, грабеже и т. д.), его все равно подвергали пытке. При допросе присутствовали королевский судья по уголовным делам, еще один судья и секретарь суда. Допрос проводился в три этапа: до пытки, во время ее и после – на подстилке, куда клали несчастного, чтобы он пришел в себя. Обвиняемого подвергали первому допросу, потом, если его вина подтверждалась, – второму, чтобы вырвать у него имена сообщников. Секретарь заносил в протокол все подробности, включая крики пытаемого, его судороги и обмороки. По закону пытка должна была продолжаться не больше часа, но на деле она могла длиться и два часа, а то и больше.