Итальянка Катарина де Вивонн (1588—1665) в 1600 году вышла замуж за маркиза де Рамбуйе, которому потом родила семерых детей. При этом она не могла похвастаться крепким здоровьем; поездки ко двору ее утомляли, и она сумела привлечь в собственный дом на улице Сен-Тома-дю-Лувр изысканное общество и вести такую же блестящую жизнь, как у себя на родине – в Италии. «Несравненная Артеника» (эту анаграмму ее имени придумал поэт Малерб), красивая, добродетельная, но не ханжа, образованная, но не «синий чулок», сделала свой «голубой салон» «средоточием хорошего вкуса и благопристойности». В отличие от других парижских салонов здесь главенствовали женщины; маркиза специально привлекала в свой особняк молодых, образованных и умных девушек. Занимать гостей ей со временем начали помогать дочери – Жюли и Анжелика.
В 1620—1625 годах среди гостей очаровательной маркизы были епископ Люсонский (будущий кардинал Ришелье), принцесса де Конти (подруга Марии Медичи, вошедшая после ее изгнания в ближний круг Анны Австрийской), писатели Малерб, дез Ивето, Ракан, Вожла и другие. С 1625 по 1648 год им на смену пришли знатные вельможи: герцог Энгьенский, будущий Великий Конде, и его сестра мадемуазель де Бурбон, герцог де Ларошфуко, герцог де Монтозье, который потом женился на Жюли, а также писатели новой волны: Вуатюр, Жорж и Мадлен де Скюдери, Бенсерад, Скаррон; время от времени Пьер Корнель читал там свои новые пьесы. Но после замужества Жюли и смерти Вуатюра популярность салона постепенно сошла на нет, он уступил пальму первенства другим, более оживленным кружкам – в том числе салону мадемуазель де Скюдери.
Винсент Вуатюр (1598—1648) с детства писал латинские стихи и стансы. Он умел польстить кому надо; пленившись его стихами, Гастон Орлеанский осыпал его благодеяниями и дал ему должность: представлять послов. Сохранив верность Гастону и вместе с ним покинув Францию, Вуатюр конечно же навлек на себя немилость Ришелье, но сумел покорить и его, прислав восторженно хвалебное письмо на взятие французами Корби (1638). Он как никто другой олицетворял собой дух эпохи: живой, изобретательный, льстивый, манерный и утонченный; он ввел в обиход романсы на испанский манер, что не могло не понравиться Анне Австрийской. Образованный и остроумный, автор веселых куплетов и непревзойденный мастер каламбуров, он был кумиром публики и душою общества. В салоне Рамбуйе он постоянно затевал всякие проказы. Однажды, когда ему не удалось развеселить маленькую мадемуазель де Бурбон, которая была больна, шуточный «суд» приговорил его к подкидыванию на одеяле к потолку. Он же придумал игры, в которые играли в этом кружке, например, «похищенное сердце» (нужно было отыскать похитительницу), «охота на любовь» (найти того, кто таится в глазах какой-либо дамы), «корзиночка» («Я люблю того-то или ту-то за такие-то достоинства или такие-то недостатки»), игра в буквы (все ответы должны начинаться с условленной буквы). Не все проделки Вуатюра были утонченными: однажды он притащил с улицы двух поводырей медведей, и маркиза чуть не умерла от страха, неожиданно увидев возле самого своего лица медвежью морду. Благородная дама отомстила шутнику гораздо изящнее: велела аккуратно вклеить в старую книгу сонетов новое произведение Вуатюра и оставила ее раскрытой на столе; сбитый с толку поэт в конце концов решил, что действительно скопировал этот сонет.[18]
Посетители салона много читали и, вдохновившись «Астреей»[19]
Оноре д'Юрфе (1567—1625), взяли себе прозвища из романа: госпожа де Рамбуйе стала Артеникой, Жюли – Меланидой, Монтозье – Меналидусом, Вуатюр – Валером, а аббат Годо – «карликом Жюли». Они со знанием дела участвовали в литературных спорах, вращавшихся вокруг тонкостей грамматики и стиля, и стояли у истоков «прециозности»[20] – особой, чересчур возвышенной манеры выражаться, впоследствии высмеянной Мольером в комедии «Смешные жеманницы». Больше всего в этом отношении усердствовал Клод Фавр де Вожла (1585—1650) – член-учредитель Французской академии, руководивший составлением академического словаря: он изъяснялся исключительно «высоким стилем», который был уместен разве что в античных трагедиях. Впрочем, он действительно переводил Квинта Курция. Вслед за Малербом Вожла стремился «облагородить» французский язык, выводя литературную норму из «установившегося обычая» в придворном обществе и между известными писателями. Его авторитет был высок, и Корнель исправлял по нему свои трагедии.Что касается самого Франсуа де Малерба (1555—1628), то он потратил всю свою жизнь на то, чтобы очистить и упорядочить французский язык, изгнав из поэзии барочный маньеризм стихотворцев минувшего века. Первый теоретик искусства классицизма, он заслужил прозвище «Законодателя с Парнаса», а его мелодичная лирика долго считалась образцом для подражания.