Как только ребенок достигал возраста семи лет, то есть с того момента, когда он должен был стать полноценным членом общества, отношение родителей и других взрослых к нему кардинально менялось: наступило время учиться, а этот процесс неизбежно сопровождался наказаниями и запретами. Перед эпохой Мэйдзи почти всегда единственными учителями ребенка были его родители либо, если семья была богатой и знатной, монах или старый слуга. Это образование носило прежде всего практический характер: необходимо было ввести ребенка в мир традиций, познакомить с правилами поведения, соответствующими его социальному статусу, побудить его следовать обычаям и научить ремеслу или искусству, которым занимались родители (профессии в то время, как правило, передавались по наследству). Так было в начале эпохи Мэйдзи, но позже число школ стало постоянно возрастать и их посещение стало обязательным. Образование детей разделилось на домашнее, которое давали родители, и на школьное, носившее более теоретический характер. Но посещение школьных занятий не было регулярным: дети нужны были дома, чтобы помогать родителям в поле, а на тех, кто жил в городах, ложились домашние обязанности и зачастую помощь родителям в торговле. Они постоянно следовали примеру родителей и остальных взрослых, им волей-неволей приходилось жить в их обществе, и взрослые наставляли их, порой весьма грубо, на путь истинный. Детей очень рано приучали к работе и к различным обязательствам, и эта наука часто сопровождалась выговорами. Они должны были приобретать понятие о том, как нужно приветствовать человека по всем правилам вежливости и вести себя в точности как взрослые, во всем следуя традиции. После семи лет детей переставали холить и лелеять и обычные проявления нежности становились редкими: нужно было, чтобы ребенок научился контролировать проявление эмоций, особенно на людях, и вел себя достойно. Объятия и поцелуи остались в прошлом, и от детей требовали вежливого и учтивого поведения. Мальчиков учили гордиться тем, что они мужчины, а девочки усваивали скромный и почтительный тон.
Школа уделяла больше внимания теории, чем практике, и открыто презирала национальные обычаи, которые считала не соответствующими духу современности. Но о природном антагонизме между «светским» учителем и «консервативным» населением речи не шло, скорее проблемой являлось незнание местных традиций. Учителя часто уходили в отдаленные регионы и занимались тем, что прививали своим вопитанникам дисциплинированность и отрывочные сведения из современных наук. Поэтому очень быстро дети, как и взрослые, вставали перед необходимостью увязывать две различные линии поведения: одна, чисто традиционная, управляла жизнью в семье, другая, современная, — в школе. Негативная сторона этого разделения заключалась в том, что дети стали считать обычаи своей страны вредными для прогресса и даже не пытались делить их на «хорошие» и «плохие». Это привело к тому, что некоторые из них, когда выросли, выпали из старой семейной системы. Но зато посещение школы научило их грамотности и познакомило с техническими и научными достижениями современности. Такие дети становились самыми образованными в своей семье, где часто ни родители, ни бабушки с дедушками не умели читать и писать.
К концу эпохи Мэйдзи школ стало так много, что даже самые отдаленные от города деревни не обходились хотя бы без одного класса. Почти все японцы моложе сорока лет умели писать и читали газеты. По данным официальной статистики, к 1903 году более чем в двадцати семи тысячах начальных школ обучались дети от семи до двенадцати лет, и одиннадцать тысяч учителей преподавали более чем пяти миллионам учеников. И это — если не считать многочисленных негосударственных учебных заведений. Достаточно сказать, что посещение школы, по крайней мере начальной, стало всеобщим.