Повседневная жизнь языческой Руси

Рождение новой жизни, как и новой семьи, также связано с баней. Роженицы шли в баню не столько мыться, сколько рожать. Особенно устойчивым этот обычай оставался на Русском Севере. Баню растапливали, на пол набрасывали солому. Далее повитуха гасила четыре раскаленных камешка в воде и бросала их в каждый из четырех углов со словами: «Этот камушек в угол — черту в лоб!»[170] После родов повитуха сбрызгивала мать и ребенка проточной водой, а затем уже мать сама мылась, мыла ребенка и даже хлестала себя и его банным веником. На три или семь дней баня становилась пристанищем для матери и новорожденного, там ее навещали родственники и соседи.

В особые поминальные дни баня становилась местом, куда призывали помыться мертвецов с того света. Для них готовили и раскладывали в бане новые веники, мыло, чистую одежду, полотенца, обрядовую пищу. По полу рассыпали пепел, чтобы утром определить по следам, приходили ли души умерших помыться в бане или нет.

«Рожь к овину, а метла — к лесу»

Лес, будучи не «своим», а «чужим» пространством — дремучим, темным, населенным лешими, русалками, «заложными покойниками», гадами и зверьми, — воспринимался как место, тесно связанное с нечистой силой и «тем» светом. Правда, был и так называемый «красный лес», который считался чистым и древесина из которого использовалась в строительстве. Чаще всего это был хвойный строевой лес. Лиственный же лес назывался «черным».

Каждый поход в лес, для охоты ли, по дрова, по грибы и ягоды, за лечебными травами, за «лесным товаром» или с ритуальной целью, предварялся и сопровождался целым рядом словесных и предметных оберегов. Сначала надо было попросить разрешения у лешего, задобрить его подношением, затем совершить заговоры от нападения змей, волков, других зверей, от опасности заблудиться, сгинуть в лесной чаще. Чтобы не заблудиться, надо было взять с собой кусок хлеба, чеснок, металлический предмет и т. п. Важно также было в лесу не смеяться, не кричать, не разговаривать и не аукаться громко.

Лес персонифицировался в просьбах об удачной охоте или сборе грибов и ягод; к нему обращались, как к живому существу, прося помощи. Помимо лешего — «хозяина леса» — упоминается еще и «лешачиха» — «хозяйка леса», выглядевшая как старуха с длинными вытянутыми грудями, перекинутыми за спину. Ее тоже следовало задабривать и «привечать». На Русском Севере особенно был распространен так называемый «отпуск», включавший заговор и ритуальное поведение, что создавало личный оберег пришедшего в лес человека. В большинстве случаев он заключался в том, что в карман надо было положить заряженный патрон. Понятно, что в языческие времена, когда никаких патронов не было, речь могла идти о заговоренных предметах, например о ноже, куске хлеба, меде, куске мяса. Особо значимым был сучок от ветки, на которой куковала кукушка, его надо было всегда носить в кармане. Если не было сучка, то помещали в карман корень магических трав или листы земляники. В источнике XVII столетия сообщается о подобном случае: Гаврилко Мусин в 1648 году попал под следствие за то, что носил в кармане некий корень, но он объяснил, что делает это «для звериного промыслу».

В лесу боялись прежде всего волков. И не только потому, что это опасный хищник. Волк, по древним народным поверьям, — это существо, бегающее с «этого» света на «тот» и обратно. Поэтому при встрече с волком надо просить помощи у умерших предков. В каждом волке может скрываться колдун. Все волки находятся в подчинении у лешего и выполняют его волю, поэтому опять-таки необходимо было задобрить лешего, сделав ему подарок. Опасаясь волков, пастухи обычно оставляли в лесу одну овцу в качестве такого подарка. А остальные прибегали скорее к другим защитным мерам, а именно: в лесу не упоминали волка, следуя пословице «Про волка речь, а он навстречь!»; вместо этого говорили, подразумевая волка, «серый», «зверь», «Кузьма», «бирюк». Если же волк все же попадался навстречу, то следовало притвориться мертвым либо показать волку кукиш, громко закричать или засвистеть. Кукиш считался действенным отгонным средством во многих опасных ситуациях при встрече с нечистой силой. Из зубов, когтей и даже глаз волков изготавливали обереги, а волчий хвост носили при себе в качестве защиты от всех болезней. Наша современная поговорка: «Волков бояться — в лес не ходить» у язычников заменялась другой: «Плоха волка и телята лижут».

Летающим аналогом волка служил ворон. Недаром существовала примета, что если в лесу увидеть ворона, то это предвещает встречу с волком. Его, как и волка, старались не называть, чтобы не привлечь к себе, а говорили иносказательно: «верховой», или, уничижительно «курица». Ворон, как и другие птицы черного окраса, считался воплощением черта. Его крики якобы означали: «Кровь! Кровь!» или «Украл!», поэтому о человеке, которого подозревали в краже, в народе говорили: «Над ним ворона каркает!»[171]