Повседневная жизнь итальянской мафии

Сальваторе Конторно повернулся и побежал через лабиринт улочек Бранкаччо, странно притихших, в то время как до ночи было еще далеко.

Выжженная земля

Было самое время «делать ноги».

Сальваторе Конторно затаился в одной из своих берлог — а может быть, он нашел убежище в Риме? — и у него было достаточно времени, чтобы узнавать из газет, каковы первые итоги инцидента на мосту. Конторно, видевший, как упал Пино Греко, был убежден, что смертельно ранил его в грудь. Однако ни в одной газете не сообщалось ни о каких трупах, найденных на месте перестрелки. Может быть, «бойцы» «семьи» Чакулли унесли на себе тело своего шефа? Или он был всего лишь только ранен?

Ответ не замедлил себя ждать.

На другой день после перестрелки Пино Греко видели в плавках на одном из пляжей недалеко от Палермо. На его теле не было не только раны, но даже малейшей царапины. Когда об этом сообщили Сальваторе Конторно, он понял, что совершил непростительную ошибку, целясь Пино Греко в грудь. Идя в засаду, шеф «семьи» Чакулли не забыл поддеть под пиджак надежный пуленепробиваемый жилет, который и спас ему жизнь. Зная Пино Греко не понаслышке, Сальваторе Конторно отдавал себе отчет в том, что это была лишь отложенная партия. Теперь уже никогда, покуда жив Пино Греко, Сальваторе Конторно не будет знать покоя. Охота началась.

Пино Греко был странным охотником, замашки которого говорили о том, что он предпочитает обычному гону тактику выжженной земли. Говорили, что в гневе Пино Греко сначала разделался с шестью или семью близкими родственниками Сальваторе Конторно, которые были членами клана Мандалы, контролировавшего часть Корсо дей Милле и представлявшего главную опору Сальваторе Конторно в квартале Бранкаччо. Несомненно, что именно за гостеприимство, оказанное Сальваторе Конторно, или за помощь при побеге через несколько недель после засады на мосту были убиты его дядя, Гаэтано Мандала; сводный брат его тещи, Сальваторе Корсино; его двоюродный брат Франческо Мандала; его племянник Пьетро Мандала и муж его двоюродной сестры Каллоджеро Беллини.

Ходят слухи, что после того как Сальваторе Конторно был ранен во время перестрелки, его тайно лечил хирург госпиталя Чивико, профессор Себастьяно Бозьо. Он также был убит. Немного времени спустя Сальваторе Конторно имел смелость послать в палермскую ежедневную газету «Ора» телеграмму, в которой опроверг эти слухи и заявил, что никогда не встречал профессореБозьо и тем более никогда не лечился у него.

Скорее всего, телеграмму следует рассматривать не как документ, а как желание подразнить тех, кто готов был перевернуть вверх дном весь Палермо в надежде напасть на след улетевшей дичи. Ведь, не чувствуя себя победителем, Пино Греко решил ввести в действие все силы и средства ради того, чтобы добраться наконец до человека, которого отныне все «люди чести» города называли Кориоланом, или, по-сицилийски, Курьяно.

Глава шестая КОМНАТА СМЕРТИ

Новичок

Построенный возле руин древнего города, квартал Спероне является естественным продолжением Бранкаччо. Именно здесь родился и вырос Винченцо Синагра — на улице, у которой даже нет названия и которую люди то ли в спешке, то ли от собственной ограниченности обозначили лишь буквой и цифрой: С-3.

Винченцо Синагра был молодым жителем Палермо, совершенно таким же, как все; к тому времени ему исполнилось уже двадцать два года, и горизонт его ограничивали скопления домишек и невзрачных бараков, разбросанных по побережью в двух шагах от моря, казавшегося таким далеким на фоне этих неприглядных строений, число которых росло из года в год.

Винченцо Синагре, кажется, суждено было всю жизнь скитаться среди купальных домиков на виа Мессина, битком набитых с первых чисел мая, несмотря на то, что рядом с ними висел плакат, запрещающий купание в отравленных отбросами водах. У Винченцо Синагры не могло быть другой цели в жизни, кроме как быть замеченным главой мафиозной «семьи», которая контролировала территорию, простиравшуюся от Бранкаччо до Спероне и, соответственно, включавшую в себя подавляющую часть южного побережья города. Во время своей непродолжительной учебы, прерванной в конце третьего класса начальной школы, Винченцо Синагра сумел получить достаточно знаний, чтобы уметь различать буквы, составляющие его имя, которое он даже мог начертать весьма корявым почерком, напоминающим почерк то ли старика, разбитого болезнью Паркинсона, то ли неграмотного, но старательного заморыша.

Детство Винченцо Синагры прошло в работе — засолке анчоусов в деревянном чане на маленьком лесопильном заводике, расположенном в этом же квартале. В предместьях Спероне было много таких, кто считал Винченцо Синагру славным малым, называя его Ундли (Динь-Динь), в память о его давней ребяческой страсти к погремушкам и всяким колокольчикам.