Повседневная жизнь Лиувилля аль-Джаззара

   - Вы чрезвычайно точно сформулировали свой запрос, ваше преосвященство, - почтительно склонился Лиувилль, - так что мне не составило никакого труда уточнить несколько деталей. Место это скорее к западу от Парижа, нежели к северу. Это огромный валун. Я выписал точно день и час, когда трем пастухам явилась Богородица. Это случилось на рассвете, когда они сидели у небольшого костерка возле камня. Камень действительно существует до сих пор, я побывал там и убедился. Вот, я набросал для вас карту.

   - Ах, Лиувилль, отчего вы всегда делаете вдвое больше того, о чем вас просишь! - с мягким упреком проговорил епископ.

   - Я получил несказанное удовольствие от сознания того, что делаю это для вас, - сказал Лиувилль.

   - Да, нужно восстановить древний ритуал. Это прекрасно. Я приду туда босой и в рубище и исполню весь обряд сам, своими руками.

   Лиувиллю показалось, что в голосе епископа Турнье прозвучала нотка сомнения.

   - Нет никакой необходимости являться туда в настоящем рубище, ваше преосвященство, - заметил он. - Зачем истязать себя? Вы претерпеваете ради своей паствы достаточно душевных страданий, стоит ли прибавлять к ним телесные? Возьмите штуку тонкого голландского полотна и закажите из него одеяние для всех участников обряда: тонкое полотно гораздо приятнее, когда прилегает к телу, чем подлинное рубище. Я укажу вам почтенную мастерскую возле дворца Сен-Поль, где достигли высот подлинной изысканности в изготовлении рубищ, вретищ и власяниц.

   Привычка епископа снабжать Лиувилля поручением всякий раз, когда он его видел, и тут не дала сбоя. К концу беседы Лиувилль вынужден был пообещать, что возьмет переговоры с мастерской на себя. Впрочем, в действительности он отправил туда Греви.

   - Пятнадцать рубищ самого скромного вида, а-ля святой Бернар, из тонкого утрехтского полотна, цвет белый шатойе, тут задаток вперед, - проговорил он скороговоркой и засобирался по более серьезному делу - на встречу с перекупщиками картин из Тулузы. Прежде чем спуститься по лестнице, он привычно и бездумно задержался на мгновенье на верхней ступени, чтобы погладить шар, украшавший деревянный столбик в начале перил. Именно за этот столбик полвека назад удачно ухватилась его мать, Изабель Лиувилль, почувствовав внезапные схватки. Между верхней и средней площадками этой лестницы и родился какое-то время спустя Лиувилль аль-Джаззар, и благодарность его за это не выветривалась. Он провел рукой по шару и, исполнив этот маленький незаметный ритуал, натянул перчатки и сбежал по ступенькам.

   ...Отношения между Лиувиллем и Греви складывались постепенно. В самом начале их знакомства Лиувиллю пришлось как-то дважды повторять одну свою просьбу, которую Греви все забывал выполнить. Нужно было разобрать рукописи переводов из аль-Хорезми, пронумеровать страницы, внести мелкие исправления и отправить в переплет, до чего у Греви никак не доходили руки. В одно прекрасное утро за завтраком Лиувилль сказал: "Я послал вам письмо, Греви, и теперь жду ответа". Через три дня Греви, живший с Лиувиллем под одной крышей, получил от него по почте письмо, в котором Лиувилль еще раз излагал свою просьбу в письменном виде. С тех пор всякое поручение Лиувилля выполнялось Греви безотлагательно и безупречно.

   ...Несмотря на то, что он порядком утомился, помогая епископу Турнье, окончательно избравшему его точкой опоры, достраивать и восстанавливать детали древнего обряда, вечером Лиувилль наточил бритву и принялся вырезать из плотной черной бумаги фигурки со множеством сложных деталей. Эта пена мелких прорезей, несомненно, была бы хорошей работой для молчаливого непостижимого китайца, всю жизнь мастерящего шар в шаре. Лиувилль порезался, отдернул руку и резко отпрянул от стола, чтобы не закапать кровью свою работу.

   - Да, я занимаюсь тем же, чем ярмарочный продавец силуэтов за пять су, - кивнул он, перехватив изумленный взгляд Греви, - но, в отличие от него, для меня эта деятельность подготовительная. Я намерен изготовить механический театр теней... ин ша'лла[2]. По сложности - как настоящий, по принципу - сочетающий шарманку с тремя другими идеями механики, ин ша'лла, - пояснил он.

   С намотанным на голову полотенцем после мытья у Лиувилля аль-Джаззара был очень восточный вид.

* * *

   - После всего, что вы сделали для меня в последние дни..., - начал епископ Турнье. Будь епископ более догадливым человеком, он добавил бы: "я не смею больше отнимать у вас время". - Я надеюсь, - с большим нажимом продолжал епископ, - что вы примете деятельное участие в обряде, - тут он замешкался, так как сказанное им сильно не вязалось со сформировавшимся в его же сознании образом Лиувилля. - Э-э... м-м... или хотя бы будете его свидетелем.

   - Дело в том, - откровенно сказал Лиувилль аль-Джаззар, - что меня, к сожалению, совершенно погубила косуля.

   - Какая косуля?