По-видимому, вкус к жизни на широкую ногу Толстой получил от своего деда по отцовской линии. Илья Андреевич Толстой был владельцем 1200 крепостных душ, четырех тысяч десятин земли, трех винокуренных заводов, поставлявших вина на российский рынок Он был человеком довольно ограниченным, но веселым и мягким. Этот легендарный сибарит и мот посылал слуг на юг Франции за фиалками, дорогими винами, а за стерлядью — в Астрахань. По его велению подводы с бельем для стирки отвозились в Голландию (впрочем, как веком позже и князья Куракины, убедившиеся на горьком опыте, что русские прачки так и не научились деликатному обращению с дорогой тканью). Промотав полумиллионное состояние, дед писателя на исходе жизни стал губернатором Казани. Молодого Толстого поражали естественная способность и всегдашняя готовность деда жить
В апреле 1847 года между братьями и сестрой Толстыми состоялся раздел родительского имущества. Льву достались деревни Ясная Поляна, Ясенки, Ягодная, Пус
тошь Мостовая Крапивенского уезда и Малая Воротын- ка Богородицкого уезда Тульской губернии. В общей сложности он получил 1470 десятин земли и 330 душ мужского пола. В «дополнение выгод» братья выделили ему 4 тысячи рублей серебром.
Земля в Ясной Поляне была «плодовитая, хлёб и покосы посредственные, лес дровяной, крестьяне на пашне». Иными словами, средненькая усадьба. Да вдобавок заложенная родителями в Опекунском совете. Первым делом Лев Толстой попытался вызволить имение из опекунства в свою полную собственность. А заодно озаботился проектом лесонасаждения в России и освобождения яснополянских крестьян от барщины. Подумывал, и всерьез, о службе в Министерстве иностранных дел. Однако чаще всего размышлял: «Что я такое? Один из четырех сыновей отставного подполковника, оставшийся с семилетнего возраста без родителей под опекой женщин и посторонних, не получивший ни светского, ни ученого образования и вышедший на волю семнадцати лет, без большого состояния, без всякого общественного положения и, главное, без правил… Я дурен собой, неловок, я раздражителен, скучен для других, нескромен, нетерпим и стыдлив, как ребенок… Я умен, но ум мой еще никогда ни на чем не был основательно испытан».
Как видим, автопортрет вышел уж слишком самокритичным, без каких-либо прикрас, почти без светлых тонов. «Страсть к наукам», наслаждение «счастьем артиста», «намерение поступить на службу в Министерство иностранных дел», открытие школы для крестьянских детей в Ясной Поляне, написание «Правил вообще», мечта взять в аренду почтовую станцию или «написать книгу: жизнь Татьяны Александровны Ергольской», любовь к Зинаиде Молоствовой — все это в одночасье теряло смысл. «Проклятая страсть» к картам, приводящая к большим проигрышам, становилась чем-то вроде запоя.
Мифы затемняют подлинный образ Толстого, в котором сверхчувственное смешалось с заурядно-бытовым. Энергия молодечества била в нем ключом, позволяя наслаждаться поэзией случая. Карточная игра являлась
привычным атрибутом дворянского общества и была практически канонизирована. Она привлекала Толстого неким демонизмом, непредсказуемостью, фатальностью. Карточный выигрыш становился метафорой реализации вожделений и надежд.