Повседневная жизнь Монмартра во времена Пикассо (1900—1910)

В рассказах о преуспевающих живописцах встречаются имена этих экзотических персонажей: папаша Сулье, продававший ткани для матрасов и постельных принадлежностей; Анзоли, Тома, Лепутр, Либод и, конечно, Берта Вейл — птица совсем другого полета. Среди тех, кто торговал картинами монмартрских художников, следует также упомянуть Кловиса Саго, владельца галереи на улице Лафитт. Он вел дела только с художниками Холма, и его постоянно видели на улочках деревни, когда он обходил мастерские.

В конце XIX века художники любили селиться на Монмартре еще и потому, что рядом оказывалась улица Лафитт. Достаточно было спуститься вниз по улице де Мартир, и вы уже попадали на единственную по тем временам «толкучку», где выставлялись картины. Отнюдь не все торговцы принимали на продажу авангардистские работы, но здесь, как и на улице Лепелетье, располагались Дюран Рюэль, Бернхейм и Жорж Пети, преданные импрессионистам; Ле Барк де Бутвиль, увлекшийся неоимпрессионистами и набидами; Тампелэр, Дио и Жерар, поклонники Барбизонской школы и академической живописи; Беве, чьи витрины, уставленные розами Мадлены Лемэр, напоминали витрины цветочного магазина, и, наконец, Воллар, выставлявший Сезанна, Гогена, Ренуара, Ван Гога. Улицы Лафитт и Монмартр походили на сообщающиеся сосуды: тамошние галереи наряду с Осенним салоном и Салоном «независимых» были единственным местом, где свободные художники могли показать свои картины и посмотреть работы коллег.

Берта Вейл, волшебное чутье на таланты

Пикассо познакомился с Бертой Вейл через Маньяка во время первого приезда в Париж. Она являлась одной из самых оригинальных личностей картинного бизнеса; ныне ее, как Воллара, Канвейлера и Поля Гийома, причисляют к открывателям искусства XX века. К моменту знакомства с Пикассо она только что открыла свою первую галерею — крохотный магазинчик в доме 25 по улице Виктора Массе, недалеко от того дома, где жил Дега. У этого ярого антисемита, до глубины души возмущенного таким соседством, глаза наливались кровью, когда он проходил мимо ее галереи. Но та, которую Дюфи назовет «Сокровищем», оставалась абсолютно равнодушной. Невысокая, простенькая женщина неопределенного возраста, в сильных, с толстыми линзами очках Берта Вейл имела весьма непривлекательный вид. Бледная, с поджатыми губами, в бесформенной одежде, она одновременно напоминала церковную прислугу и учительницу, только что обуздавшую свой класс. Самым неприятным был ее голос — резкий, с насмешливыми мальчишескими интонациями, очень подходящий ее сердитому нраву Характер Берты отразился и в ее мемуарах, названных «Оплеуха!» («Pan dans oeil!»), настоящий веселенький коктейль из уксуса, купороса и кайенского перца. Она только что приехала из Эльзаса и училась коммерческим хитростям у антиквара, а когда тот умер, Берта Вейл заняла у его вдовы 375 франков и открыла свое дело. Сначала она выставляла старинные вещи, серебро, миниатюрные изделия, приносимые ей на хранение, а потом начала продавать литографии Домье, Тулуз-Лотрека, Одилона Редона. По совету Маньяка и Дюфи она решила заняться работами молодых художников авангарда.

Ее манера торговли только складывалась: эстампы крепились бельевыми прищепками к веревкам, протянутым через зальчик. Прислушиваясь к советам, она выставляла Матисса, Дюфи, Утрилло, Модильяни, Дерена и, конечно, Пикассо, заключившего тогда контракт с Маньяком. Неопытная в делах, она позволяла себе покапризничать, и когда покупатель ей чем-то не нравился, отказывалась от сделки. Исключительно честная, она однажды отказалась купить у пьяного Утрилло гуаши по пять франков за штуку, потому что не хотела пользоваться его состоянием. Весьма неприхотливая, она спала в чуланчике, питалась овощами и компотом, которые варила тут же, в галерее; Она не гонялась за солидными доходами, довольствуясь небольшой прибылью. Из-за этого денег у нее всегда было в обрез, и ей часто приходилось закладывать свои не слишком богатые драгоценности. И вот результат: Воллар, собравший сотни полотен, оставил после себя значительное состояние, а она, незадолго до смерти, в свои восемьдесят шесть лет в 1951 году жила, по сути дела, в нищете, и ей приходилось прибегать к помощи «Общества любителей искусства». «Моя участь — таскать каштаны из огня для других», — горестно говорила она. Берту Вейл похоронили достойно лишь благодаря щедрости ее бывших подопечных, ставших богатыми и знаменитыми.

Ее отношения с Пикассо, как мы уже говорили, оставались неровными, хотя она удачно продавала его работы барселонского периода и периода увлечения Тулуз-Лотреком. В апреле 1902 года совместно с Луи-Бертраном Лемером она устроила выставку картин Пикассо, пока тот был в Барселоне, взяв нераспроданные картины, хранившиеся у Маньяка. И в дальнейшем она продолжала покупать у него рисунки и гуаши «голубого периода», хотя этот стиль ей не нравился и работы плохо расходились. Порой она отдавала шедевры по пять и даже по три франка за штуку!