Обычно во главе артели, исполнявшей царские заказы, стоял ведущий художник Оружейной палаты. Именно он составлял смету — определял сроки и стоимость работ, потребное количество живописцев и материалов; он же принимал закупленные краски и осуществлял надзор за проведением работ. Например, на возобновление росписи Грановитой палаты по смете 1667 года требовалось «50 человек добрых мастеров, середних 40 человек». В ней же Симон Ушаков указал перечень и количество необходимых материалов: «Надобно в тое Грановитую полату к стенному писму золота и красок и всяких запасов: золота сусального красного 100 000 листов, стенной лазори, да празелени, да вохры (охры. —
Долгое время царевых «жалованных» живописцев возглавлял Степан Григорьев Резанец, прослуживший в Оружейной палате с 1643 по 1673 год. Он заведовал реставрацией Успенского собора, писал иконы для иконостаса дворцовой церкви Преподобной мученицы Евдокии и оформлял вместе с другими мастерами «верховой» храм, Спаса Нерукотворного. В 1665 году возглавляемая им артель расписывала «переднюю и сени стенным письмом, да в церковь Екатерины Христовы мученицы, что у государыни царицы и великой княгини Марии Ильиничны на сенех, писали деисус, и праздники, и пророки, и праотцы»[28]
. В росписи мастеров его имя стояло перед именем Симона Ушакова; следовательно, он считался выше по мастерству. Когда Степан заболел и не смог больше работать, его в качестве «жалованного» мастера сменил сын Тимофей, тоже носивший прозвище Резанец. Правда, он не обладал талантами отца и получил самую низшую «категорию», но проводившие приемные испытания отметили, что он «гораздо научен» «починке» икон и «травному письму».Симон Ушаков был переведен из Серебряной палаты в Оружейную в 1664 году и более тридцати лет был ее ведущим художником. На выполненной им гравюре с изображением семи смертных грехов есть надпись: «Сию дщицу начертал зограф Пимен Федоров сын, зовомый Симон Ушаков»; следовательно, крещен он был как Пимен. Кроме икон, он писал портреты царя Алексея Михайловича (ни один из них, к сожалению, не сохранился), делал фортификационные чертежи и карты. У него были ученики, ставшие известными живописцами, — Тихон Филатьев и Корнилий Уланов, и менее прославленные — Георгий Зиновьев, Иван и Михаил Малютины и др.
Сын оружейного мастера из Устюжны Железнопольской Иван Безмин еще мальчиком в 1661 году был отдан в ученики Оружейной палаты, а спустя девять лет стал в ней мастером. Еще в 1668 году он расписал Столовую палату царевича Алексея Алексеевича, а позднее — хоромы цариц и царевен в Кремле и ряд помещений в царских подмосковных усадьбах. Он обучил живописному мастерству 37 человек.
При приеме производилось испытание. Так, Никита Иванов написал «по указу великаго государя вновь иконнаго своего художества воображение, на одной цке образ Всемилостиваго Спаса, Пречистыя Богородицы, Иоанна Предтечи», и получил оценивавших его работу от «старых иконников» заключение, что он «мастер добрый». Но так бывало не всегда. К примеру, московские мастера решили, что галичанин Климент Еремеев «иконного воображения писать не навычен», а потому по царскому указу «тот Климко с Москвы отпущен и впредь его к иконным делам высылать не велено, а жить ему в Галиче по-прежнему». От мнения экспертов зависел и размер жалованья — его назначали «против (подобно. —
При вступлении в число «жалованных» изографов давалась поручная запись — обещание «к государеву делу к иконному письму всегда быти готову и с Москвы не съезжать». Несколько мастеров выступали поручителями за новопоступившего в том, что он будет «у государева дела, в иконописцах, всегда с своею братиею беспрестанно и не пить и не бражничать и не ослушаться и всегда быть готову, а будет он с своею братиею беспрестанно быть не станет, и на нас, порутчиков, пеня великого государя; а пени, что великий государь укажет, и наши порутчиковы головы в его… место».