Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни

Последнее бывало особенно необходимым, когда возникала потребность отыскать человека, проживавшего в Москве. Например, загулявшего офицера, который не спешил вернуться из отпуска к месту службы, или должника, скрывавшегося от судебных исполнителей. Несмотря на учреждение в 1807 г. Адресного стола — специального отдела московской полиции, куда стекались сведения обо всех, кто поселился в городе, — основная тяжесть розыска приходилась на квартальных.

О малой эффективности такой системы свидетельствует эпизод из романа Ф. В. Булгарина «Иван Выжигин»: «…я поехал в полицию и нашел чиновника, который взялся отыскать жилище тетушки.

Разосланы были приказания ко всем Частным Приставам, чтоб они немедленно дали знать в Управу, где проживает г-жа Баритоно. От всех съезжих дворов получены рапорты: «Что в такой-то части упомянутой Баритоно на жительстве не имеется». На другой день, после получения рапортов, трактирный лакей, которому я также поручил отыскивать тетушку, уведомил меня, что она живет в двадцати шагах от трактира, в доме, принадлежащем жене Частного Пристава, рядом с тем самым Квартальным Надзирателем, который сочинял от своей части рапорт, что г-жи Баритоно на жительстве не имеется».

Другой квартальный, не обладавший должным служебным рвением и чутьем, упомянут М. М. Максимовым в «Записках сыщика». Описывая похождения вора, совершавшего в Москве дерзкие кражи, сыщик отметил, что для проживания без соответствующей регистрации преступник избрал дом некой барыни:

«В это время бывало у нее много гостей, которым она выдавала К-ва за своего родного брата, приехавшего к ней погостить из Казани. Он, поддерживая родство, распоряжался в ее доме, как брат, дозволяя себе нередко быть в халате. Барыню по праздникам приходят поздравлять унтер-офицеры из полиции, которым К-в всегда дает по полтиннику. Они остаются очень благодарными и верят тому, что он ей родной брат, приехавший погостить.

У квартального (литография 1857 г.).

Один раз К-в, лежа на диване, рассматривал какую-то книжку, а барыня, сидя у окна, вязала чулок. Откуда ни возьмись — квартальный. Вошел прямо в зал и, раскланявшись с К-м и барыней, начал вести сначала разговор о том, что он давно не заходил из-за множества дел. Барыня, тотчас обласкав надзирателя, высказала ему, что она по случаю приезда брата и сама мало бывает дома, а потому, если бы он и вздумал прийти, то ее бы не застал. Не думаете ли вы, что К-в в это время сконфузился? Нет, нисколько. Напротив, он, спросив у надзирателя — давно ли тот служит и какого города уроженец, пустился с ним в разговор о торговых делах в Москве, расспрашивая о здешних фабрикантах. И так покалякавши часа два, они с надзирателем расстались как хорошие знакомые».

Впрочем, иногда нерадивость квартальных была москвичам только на пользу. Так, в 1837 г. в Управу благочиния поступило распоряжение о взыскании с П. В. Нащокина более сорока тысяч рублей. В ответ истца уведомили, что должника «…по розыску полиции жительства в городе не оказалось»[18]. Резолюция более чем странная, если учесть, что отставной поручик Нащокин пользовался в Москве большой известностью. «С утра до вечера, — описывал Пушкин обстановку в доме своего близкого друга, жившего в то время у Пречистенских ворот, — у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла свободного нет.»

Однако были среди квартальных и такие, кто досконально знал подведомственную ему территорию, поскольку нес там службу не один десяток лет. Пример такого старого служаки приводит в воспоминаниях Н. А. Найденов:

«Продолжительность состояния на одном месте и в одной должности была присуща в прежнее время не только лицам, составлявшим церковный причт, для которых занятие места имело до некоторой степени наследственный характер, но до конца 1840-х годов она встречала большое применение и к службе в местной полиции; ближайшие к населению полицейские чины, начиная с квартальных надзирателей и кончая будочниками, оставались несменяемыми, — исключая случаев личного стремления к переходу, что встречалось, однако, редко, или каких-либо казусных обстоятельств, — в течение долгого времени на одном месте и таким путем приобретали оседлость, делаясь для местности непременною принадлежностью. Таким был и у нас квартальный надзиратель тит[улярный] сов[етник] Егор Филиппович] Долгов, который заслуживает воспоминания; это был по внешнему виду гоголевский городничий (каким последний изображается), но лишь иного свойства по его действиям; он был человек непритязательный, близкий к жизни местных обывателей, оберегавший их при всяких встречавшихся случайностях и потому пользовавшийся общим с их стороны расположением».