Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни

Этим же тесаком можно было бы заменить и жезл у тех постовых городовых, которые регулируют движение на улицах больших городов — блестящие никелированные ножны видны будут далеко, особенно если на конце ножен укрепить какой-нибудь блестящий шар с гербом города или установленной формы флажок, предположим, оранжевого цвета с белым номером поста; готов спорить, что это будет много приличнее и наряднее нынешнего деревянного жезла, напоминающего средневековую дубинку».

Немного разобравшись с оружием, которое получили полицейские в результате реформы, коснемся еще одной ее черты. Стремясь повысить личную ответственность стражей порядка, 16 августа 1859 г. правительство ввело ношение нагрудных номерных знаков для городовых унтер-офицеров и городских стражей. Объяснялось это тем, что: «При жалобах, приносимых полицейскому начальству, весьма трудно иногда отыскивать виновного по неясному указанию примет его».

То ли это обстоятельство в сочетании с общим ходом реформ, то ли возможность качественного отбора при пополнении штата (летом 1861 г. путем найма дополнительно было набрано 170 городовых унтер-офицеров), но перемена в поведении городских стражей была отмечена. Летописец московской жизни для обозначения обновленных полицейских даже использовал особое слово:

«Взгляните только на наших сержантвилей. Разве, в самом деле, они со своими ботфортами, красными шнурами, пистолетами и свистками то же, что блаженные памяти хожалые необразованного и неотесанного стиля!»

Чтобы отличать облагороженных реформой полицейских от прежних «рыцарей в сермяжной броне», журналисты еще пустили в оборот слово «полицианты».

Горожане, казалось бы, должны были только радоваться, что наконец-то появились вежливые полицейские, оставившие привычку немедленно подкреплять требования закона силой кулака. Тем не менее именно это новое качество полиции вызвало волну упреков. В книге «Суд и полиция» В. Я. Фукс отметил характерное для того времени явление: жалоб на «бессилие» (пассивность) полиции в обуздании правонарушителей было больше, чем на ее лихоимство. В обзоре «Езда по московским улицам» В. Ф. Одоевский, указав на то, что бесчисленные мелкие правонарушения остаются безнаказанными, призывал полицейских все-таки власть употребить:

«Полиция, должно отдать ей полную справедливость, в настоящее время сделалась весьма вежливою — так и следует; но то беда, что многие ее исполнители смешивают вежливость с неуместным снисхождением или послаблением; необходимо им убедиться, что вежливость вежливостью, а закон законом; что при виде беспорядка на улице, подвергающего опасности жизнь и здоровье проезжающих и проходящих, должно отложить в сторону всякое снисхождение и действовать законно, но, так сказать, беспощадно, «несмотря ни на какое лицо». Виноват — задержать и под суд».

Растерянность будочников и хожалых можно понять. Еще вчера они могли почти любого обывателя урезонить «наложением длани», а нынче им это строго-настрого запрещено. А как еще приструнить возомнившего о себе простолюдина, начальство пока не научило — само в растерянности. Характерную в этом отношении сцену описал А. П. Голицынский в рассказе «Черный день». Его герой, мелкий чиновник, переживая полосу неудач, не сдержался и съездил по зубам надерзившему ему мужику. Вместо того чтобы привычно утереться, крестьянин кликнул хожалого и потащил обидчика в часть. По дороге чиновник, готовый отдать последние деньги, стал упрашивать унтер-офицера уладить дело без составления протокола. Полицейский, сочувствуя всей душой, объясняет, почему бессилен помочь: «…нынче мужика нельзя запугать», а бить — не разрешается.

Полицейский уговаривает карманника:

— Сделайте милость, оставьте! Как-нибудь еще до начальства дойдет. Нынче этого не любят-с. (кар. из журн. «Зритель общественной жизни, литературы и спорта». 1863 г.)

Городовой: — Куда, приятель, куда? Вот погоди ужо!

Прохожий: — Оставьте его, оставьте! Laissez passer laissez faire (формула, выражающая начало невмешательства государственной власти в экономические отношения). (кар. из журн. «Зритель общественной жизни, литературы и спорта». 1863 г.)

В шляпе: — Скажите, где нынче бывают кулачные бои?

С усами: — Да только в селе Богородском на бале, а больше нигде не бывают. (кар. из журн. «Развлечение». 1866 г.)