Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков

Не спасало врачей от такой убогой жизни и увеличение расходов на социальные нужды, поскольку не велики были доходы, из которых брались эти расходы. Главной статьёй городского дохода было взимание платы «за пользование общественными местами» или, проще говоря, за аренду территорий и помещений. Сумма сборов возрастала по мере расширения мелкой торговли и промыслов. После 1881 года Москва стала получать доходы с так называемых «особых» предприятий. Такими предприятиями явились бывшая полицейская типография вместе с издательством газеты «Полицейские новости» и Городской ассенизационный обоз. Государство же почти не помогало городу. Оно оплачивало лишь расходы по расквартированию в нём войск и ещё кое-какие мелочи. В поисках доходов городская дума в 1897 году возбудила ходатайство перед губернатором об установлении пятипроцентного сбора в пользу бедных с выигрышей на тотализаторе, однако в 1911 году от этого сбора сама отказалась, найдя существование тотализатора, а следовательно, и получение его денег, нажитых нетрудовым способом, аморальным. Действительно ли она так посчитала или просто ей было не по зубам вырвать у тотализатора даже небольшой процент с его доходов, сказать трудно, однако это был не единственный случай, когда дума делала хорошую мину при плохой игре. И всё-таки город не только увеличивал расходы на социальные нужды, но и занимался благотворительностью. Для оказания помощи лицам, «временно впавшим в нужду или утратившим трудоспособность», в Москве были организованы «участковые попечительства о бедных». В пользу этих попечительств существовавшие в то время благотворительные общества занимались «сбором и продажей кусочков хлеба, бумаги, бутылок и всякого старья».

В 1912 году город уже на свои средства содержал 12 богаделен, четыре дома бесплатных квартир, шесть ночлежных домов, два дома трудолюбия и несколько домов дешёвых квартир.

К началу нового, XX века половину домов в Москве составляли деревянные, третью часть — каменные и шестую — смешанные (первый этаж — каменный, второй — деревянный). Почти все каменные дома (94 процента) находились в центральной части города. При этом за чертой Садовых улиц находилось 25 процентов каменных домов и в Замоскворечье — 38 процентов. Почти все эти дома были высотой в один — три этажа. Теперь же, в начале нового века, каменные дома стали выше. В районе Пресни, например, где в казармах при фабрике, а также в деревянных домишках и бараках жили рабочие Прохоровских мануфактур, стали строиться новые пятиэтажные кирпичные дома («дома-громады», как тогда писали газеты) с «обывательскими» квартирами. Для рабочих мануфактур они были дороги, и вот для тех, кто жил за заставами или, как тогда в шутку говорили, «на даче», в 1912–1913 годах стало строиться много деревянных бараков. Жильё в них домовладельцы сдавали довольно дёшево: за комнату брали 2–3 рубля, а за трёхкомнатную квартиру — 5–7 рублей в месяц! Настоящие большие дома стали появляться в Москве в самом конце XIX века. В 1895 году появился многоэтажный дом у Мясницких Ворот. В 1898 году многоэтажные дома были построены на углу Мясницкой и Лубянки, на Балчуге, между Москворецким и Чугунным мостами. В начале Лубянки был также построен дом страхового общества «Россия», тот самый, в котором потом находился НКВД — КГБ. Кстати, организация эта выбрала тот дом неслучайно. Дело в том, что в нём были большие подвалы, в которых страховое общество хранило заложенное застрахованными лицами имущество, а теперь можно было содержать арестантов.

Под зданием консерватории, построенным в 1895 году, также находится подвал, и весьма солидный. Принадлежал он винному магазину «Удельного ведомства», которое находилось здесь же, в нижнем этаже левого корпуса консерватории. В одной части склада хранилось вино в бутылках, а в другой — в бочках. Одна из бочек, «купажная» [31], вмещала две тысячи вёдер [32]. Смысл существования на складе такой большой бочки состоял в том, что она позволяла иметь большое количество вина одного вкуса. Вино, хранящееся в разных бочках, по мнению виноделов, имеет разный вкус. Прямого отношения к музыкантам объём бочки не имел, а вот объём склада, говорят, улучшал акустику в концертном зале.