Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны

Хорошо в этом парке. Хочется бродить, мечтать, забыть обо всем на свете. Но ведь не забудете, потому что ваше внимание давно уже привлекли к себе длинные правильные, многочисленные ряды ярко-зеленых прямоугольников, точно красивые, любовно, тщательно отделанные маленькие огородные грядки, и вы знаете, что это такое.

Прямоугольнички-грядки такие хорошенькие; они так стройно и весело побежали вдоль аллей, не мешая старым, склонившимся над ними деревьям, словно малыши-детвора под ногами у взрослых и стариков. И посредине каждой такой грядочки растут красивые цветы, и воткнута в каждую деревянная новенькая дощечка. Не знай вы – вы подумали бы, что на дощечке написано название этих красивых цветов. Но вы знаете и к веселым, нарядным грядочкам подходите с тревогой и неясным страхом. Читаете на дощечках: рядовой такого-то полка… имя, отчество, фамилия, годы, где и когда убит… И на другой, и на третьей, и на десятой, и на сотой, на тысячной – все одно и то же, все одно и то же, все одно и то же…

Это – создание еще кипящей войны. Там, на полях битв, исчезают, навсегда исчезают люди; здесь прибавляются все новые и новые аккуратные, тщательно выложенные газоном и усаженные цветами могилы.

Могилы авиаторов на Братском кладбище в Москве. Открытка (из коллекции П. Д. Цуканова)

Братское кладбище. Там, где происходит страшная битва, – там их во много раз больше, с наскоро насыпанными холмами, с крестами из ивовых прутьев, затерявшихся; много выросло за этот год таких же могил среди кладбищ больших и маленьких городов, – а это единственное пока кладбище-памятник, где погребают только одних воинов, где в стройные ряды снова собираются выбывшие из строя воины. Господня армия.

Везут, везут сюда своих дорогих покойников те из родственников, которые имеют возможность это сделать. Вот и сейчас копают новую могилу; ярко желтеет на солнце вынимаемый аккуратными четырехугольниками песок. Это – могила для прапорщика Шмита.

А вот на скамейке сидят две дамы в трауре с сосредоточенно-грустными лицами. Эти, кажется, уже похоронили и не могут уйти отсюда, из этого живописного, а для них такого страшного уголка…

Заходим в часовню. Она вся увешана венками. Любовно украшена, с текстами из Евангелия. Венки от офицеров товарищам, венки от солдат своим погибшим офицерам. Посредине часовни стоит гроб офицера, умершего от отравления газами.

Вышли. Вон едет телега, а на ней рядом желтеют под деревом три солдатских гроба. Эти будут некоторое время лежать в могилах, не имеющих такого веселого и нарядного вида: вон целый огромный участок песчаных, словно ободранных могил. Это – свежие, еще не осевшие; их еще нельзя убирать дерном и цветами, и они кажутся вследствие этого как будто чужими на этом кладбище. Скоро зазеленеете и вы, а на покрытых сейчас травою полянках появятся новые песчаные прямоугольники».

В Московской городской думе планировали после победы превратить Братское кладбище во всероссийский памятник «Великой Отечественной войне» – так называли в то время Первую мировую. В галереях Спасо-Преображенского храма предполагалось разместить собранные документальные материалы и военные трофеи. Планам этим не суждено было сбыться.

После захвата власти большевики проводили в районе Братского кладбища массовые расстрелы, а в середине 1920-х годов его вообще закрыли. Окончательно оно было уничтожено в конце 40-х годов в связи с застройкой Песчаных улиц. Примерно на том месте, где находился Преображенский храм, теперь стоит кинотеатр «Ленинград».

Единственное, что сохранилось от многотысячного захоронения, – это гранитное надгробие, которое можно увидеть в сквере возле кинотеатра. На камне выбита надпись: «Жертва империалистической войны. Студент Московского университета Сергей Александрович Шлихтер, умер от ран. 1895–1916». Считается, что могила уцелела, потому что в ней лежит сын советского наркома А. Г. Шлихтера.

Последние похороны представителей «старого мира» состоялись на Братском кладбище уже после победы большевиков, 13 ноября 1917 года. Это были защитники Временного правительства, павшие во время октябрьских боев в Москве, а также случайные жертвы военных действий. Этому событию была посвящена статья одного из авторов, опубликованная в «Московском журнале»[21]:

«Последней была песня “То, что я должен сказать”, – вспоминал о своем первом концерте в Екатеринославле Александр Вертинский. – Я уже был в ударе… Подойдя к краю рампы, я бросал слова, как камни, в публику – яростно, сильно и гневно! Уже ничего нельзя было удержать и остановить во мне… Зал задохнулся, потрясенный и испуганный:

Только так беспощадно,
так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!

Я кончил.

Я думал, что меня разорвут! Зал задрожал от исступленных аплодисментов. Крики, вой, свистки, слезы и истерики женщин – все смешалось в один сплошной гул.

Толпа ринулась за кулисы. Меня обнимали, целовали, жали мне руки, благодарили, что-то говорили…»