Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930-1940-е годы

О своих учениках, мальчишках того времени, одна из лучших учительниц Москвы Надежда Дмитриевна Покровская, преподававшая в школе № 193 на Божедомке, написала коротенькие воспоминания. По ее описаниям мы теперь можем представить себе некоторых из них. «Вот главный хулиган, Борис Медведев, – писала Покровская, – ему четырнадцать лет. Семья спекулирует, сестра легкого поведения. Как-то принес в школу фотоаппарат, „Лейку“, чтобы снять молоденькую учительницу и приделать ее головку к обнаженному женскому торсу. От него то махоркой попахивало, то водкой. Кончилось тем, что его застали за выворачиванием лампочек в бомбоубежище. В конце концов из школы его исключили… Вот жирный откормленный Бурмин, единственный сын вполне добропорядочных родителей. Мальчики бьют его смертным боем… Раздражает его откормленность, лень и распущенность. Ходит по классу, а на замечание отвечает: „А что, я ничего не делаю“. Вечно просит выйти, возвращаясь в класс, застегивает брюки, а на замечание опять отвечает: „А что я делаю?“ В четверти у него двойки. На все мольбы родителей назвать фамилии тех, кто его бьет, с гордостью отвечает: „Бурмин не мент и доносить не будет“„. Как-то один ответственный работник по фамилии Зайцев привел в эту школу своего сына и попросил принять его „для оздоровления“. Юного оболтуса отдали на перевоспитание Покровской. «Не было шалости, – писала Надежда Дмитриевна, – в которой бы не участвовал Зайцев… То мальчишки поломали учительский стол, то принесли кишку от противогаза и полили весь класс“.

Но все эти шалости носили дикий, неорганизованный характер. Положение изменилось, когда в класс поступил Леонид Пересторонин, цирковой акробат из группы Кио, «голубоглазый, на вид приятный мальчик с чубчиком и со всеми повадками циркового льва…». Все мальчишки вдруг заходили колесом, а все учебники оказались продырявленными и, как тарелки, вертелись на палках, специально принесенных в школу. Пересторонин работал в цирке в две смены и не мог готовить уроки. «Мой львенок, – отмечала Надежда Дмитриевна, – ходил в пальто реглан и в широком специфическом кепи, продолжая поражать воображение мальчиков… Не знаю, чем бы кончилось дело, если бы Кио не надумал перекочевать из Москвы в другой город».

Леня Пересторонин всю жизнь был акробатом, гастролировал по нашей стране и даже по Англии, а потом осел в Харькове. Там и затерялись его следы.

Да, разные это были люди, по-разному сложились их судьбы.

Одно бесспорно. Унесли они с собой в жизнь все то доброе, что вложила в их души Надежда Дмитриевна. На «классном часе», который проводился еженедельно, она обычно спрашивала: «А кто из вас проявил сердечность?» И не было случая, чтобы кто-нибудь из учеников не встал и не сказал, например: «Бабушка везла дрова, ей было трудно, и я ей помог», «А я спас кошку» или еще что-нибудь в этом духе.

Директор той, 193-й школы Сметанин как-то даже воспользовался доброй славой своей учительницы. Когда к нему обратился один «очень почтенный человек» с просьбой перевести в его школу внука и выяснилось, что он помогает Александрову (руководителю Краснознаменного ансамбля Красной армии. – Г. А.) руководить хором, Сметанин не растерялся и сказал: «Устройте мне струнный оркестр». «Почтенный человек» устроил, и вскоре в школе зазвучала собственная музыка.

Что ж, руководителям школ приходилось использовать свое служебное положение, чтобы что-нибудь достать для школы… Школы нуждались во многом. Им, как всегда, не хватало учебников, школьно-письменных принадлежностей, в частности тетрадей. Для того чтобы как-то отпугивать спекулянтов, на последней странице обложки тонкой тетрадки, рядом с ценой 18 копеек, было напечатано и подчеркнуто: «Продажа по цене выше обозначенной карается по закону».

Не хватало московским детям и самих школ. Для занятий физикой и химией в некоторых из них приспособили даже лестничные клетки.

Особым днем в жизни выпускников московских школ был день написания экзаменационного сочинения. Все десятиклассники Москвы писали его в один и тот же день. В послевоенные годы в Москве даже стала складываться традиция, когда на площади Пушкина собирались выпускники и их родители и вели оживленную беседу о темах предстоящего сочинения. Каждый хотел узнать их и строил всевозможные предположения на этот счет. Время от времени на площади появлялись личности, которые знали их совершенно точно, чуть ли не от заведующего Мосгороно или заместителя министра. Вокруг них сразу образовывалась толпа.

На выпускных экзаменах 1945 года десятиклассники писали сочинения на темы: «Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы», «Уж и есть за что, Русь могучая, полюбить тебя, назвать матерью», «Русские женщины по Некрасову», «Чем дорог Чехов советскому читателю».