Повседневная жизнь Москвы в XIX веке

Некто Власов (женой его была родная сестра знаменитой «княгини Зенеиды» — 3. А. Волконской) имел под Москвой имение, в котором по праздникам веселилось (за хозяйский счет) до 5 тысяч человек. «Ничто из всех его оранжерей не продавалось, — вспоминал бывавший на этих гуляньях Н. Д. Иванчин-Писарев, — он любил смотреть на деревья, осыпанные плодами, а после отдавал плоды кому угодно: люди его играли в кегли померанцами, а ананасы всех известных сортов рассылались соседям и московским приятелям корзинами. Я упомянул о парках, — продолжал он, — это был лес на четыре версты. Власов призвал англичан, немцев, да более 500 русских, чтобы вырубить в нем все не живописное, а оставить клумбами и парками одно картинное; проложил английские дорожки лабиринтами; убрал мостиками, пустынками, и мы, ходя по этому пространству и устав, садились на линейки и объезжали, дивясь сюрпризам видов на каждом шагу». После гуляний для приглашенных устраивались парадные обеды, причем, как особо подчеркивал Иванчин-Писарев, «у него никого не смели обнесть или дать худшего вина: князья Юсупов и Голицын не могли спросить себе, чего бы не налили Панкрату Агаповичу Гаронину» ^[42].

Однако особой известностью в Москве первых лет XIX века пользовались гулянья и праздники у графа Алексея Григорьевича Орлова на Калужском шоссе (там, где сейчас Нескучный сад). С конца XVIII века Орлов принадлежал к числу самых ярких московских звезд. Было время, когда он очертя голову кидался в большую политику: сажал на трон великую Екатерину, доставлял к ней из Италии захваченную обманом самозванку княжну Тараканову, воевал турок Несчастный император Петр III, как деликатно выражался один давний историк, скончался «буквально в его, Орлова, объятиях»… Потом настало другое время, и Орлов осел в Москве, восхищая горожан своей статью, добродушием и открытостью, неимоверной физической силой: он шутя разгибал подковы и сворачивал в трубочку серебряные рубли. Это был человек азартный и любивший яркие ощущения, любил поражать Москву широтой натуры и щедростью: выезжая на публичные гулянья, бросал в народ целые пригоршни серебряной монеты.

Именно Орлов завел в Первопрестольной конные бега (прямо перед его домом был устроен ипподром) и непременно сам в них участвовал, демонстрируя кровных, собственного завода, «орловских» рысаков. Он выставлял великолепных птиц на гусиные и петушиные бои. На Масленой неделе он выходил, вместе с другими, на лед Москвы-реки и участвовал в кулачных битвах, слывя почти до старости одним из лучших бойцов. Иногда, чтобы еще раз испытать свою силу, он приглашал к себе домой кого-нибудь из прославленных силачей и бился с ним на кулачках.

Праздники А. Г. Орлова устраивались — для всякой прилично одетой публики, включая крестьян (не пускали только нищих) — в летнее время каждое воскресенье, и здесь были и музыка, и фейерверки, и конные ристания, и театральные спектакли на сцене открытого Зеленого театра, в котором кулисами служила садовая зелень. На открытых эстрадах пели собственные графские песельники и настоящий цыганский хор — Орлов первым из русских вельмож выписал его из Молдавии и стал зачинателем общероссийской моды на цыганщину. Выступал, наконец, и орловский роговой оркестр, оглашавший парк звуками неземной красоты.

Роговые оркестры из крепостных вообще были у многих московских аристократов. Состояли они из 30–60 усовершенствованных охотничьих рогов разной длины и диаметра. Самые большие могли превышать два метра; при игре их опирали на специальные подставки. Были и маленькие рога — сантиметров тридцать в длину. Каждый рог издавал только один звук. Сыграть мелодию, пользуясь всего одним рогом, было невозможно — это было доступно лишь целому оркестру, в котором каждый музыкант вовремя вступал со своей единственной нотой. Репетиции рогового оркестра были невероятно трудны; музыкантов буквально муштровали, чтобы достичь согласованного и верного звучания, зато результат превосходил всякое описание. Когда в разгар праздника где-нибудь за деревьями или на глади пруда с лодок начинал звучать роговой оркестр, слушателям казалось, будто они слышат звуки сразу нескольких больших органов, состоящих из фанфар. Впечатление было волшебным. Особенно красиво звучала мелодия над водой, и владельцы роговой музыки, в их числе и Орлов, часто заставляли оркестр медленно проплывать по реке мимо места проведения праздника, сначала в одну, потом в другую сторону.