Повседневная жизнь Москвы в XIX веке

Местом проведения боев были собственные дома «охотников» или некоторые трактиры, а география их была довольно разнообразна: то это было в Охотном ряду, то за Тверской заставой, то на Дербеневке, то на Остоженке (с 1855 года) в известном трактире «Голубятня», то на Смоленском рынке, то на Домниковке; в 1880-х годах в Зарядье, «в Кривом переулке, дом Даниельсена»…

Устраивались петушиные бои начиная с октября, по вечерам, в шесть часов; на них, как и в прочих развлечениях такого рода, держали заклады (пари), нередко довольно крупные — в несколько сот рублей. После каждого, говоря по-современному, «раунда» хозяин выигравшего петуха поил всех присутствующих чаем и водкой, потом все вновь высыпали во двор и начинался новый поединок, так что все мероприятие могло тянуться часами и заканчивалось иногда далеко за полночь. В «сборное» воскресенье, на первой неделе Великого поста, бои начинались с утра и продолжались иногда целые сутки.

В числе «спортивных зрелищ» считалась в Москве и медвежья травля. Она имела древние корни, уходящие, по меньшей мере, в XVI столетие (любителями этого зрелища были еще Иван Васильевич Грозный и его сыновья). Ее показывали, как чисто национальное зрелище (наряду с цыганским пением), всем заезжим иностранцам, и, конечно, в самой Москве у этого зрелища было множество поклонников. «Нам захотелось посмотреть какое-нибудь здешнее развлечение… — рассказывала в начале века гостья княгини Дашковой ирландка М. Вилмот, — как я потом сожалела об этом! Зрелище было ужасным. Громадная собака, спущенная с цепи, напала на несчастного мишку, который был прикован.Он пытался защищаться от разъяренной собаки, которая вцепилась ему в горло. Мы закричали: „Прекратите!“ и стали просить, чтобы их разняли, а сами поспешили уйти» ^[465]. Возможно, правда, не все было так ужасно, и содержатели травли не стремились зря изводить добро. Во всяком случае, в начале 1840-х годов П. Вистенгоф замечал не без яду, что каждое лето «за Рогожской заставой знаменитый Бардин начинает обыкновенно травить своего лютого медведя „ахана“, которого он не может затравить в течение 20 лет» ^[466].

Место медвежьей травли находилось в XIX веке сперва за Тверской заставой, на месте нынешнего ипподрома, а в 1830-е годы переехало за Рогожскую заставу, где просуществовало до второй половины 1860-х годов, Размещалась травля при живодерне и за время своего существования сменила нескольких владельцев. Сперва ее хозяином был тот самый Бардин, потом поочередно Щелканов, Шкарин и Богатырев.

Рядом с сараями, в которых сдирали шкуры с палых лошадей и других животных, находился «круг», амфитеатром обставленный местами для публики. Публики собиралось до трех тысяч человек В «круг» на канате выводили медведя и привязывали его за кольцо, ввинченное в зарытые в землю и уложенные крест-накрест бревна. Для движения медведю оставляли канат длиной примерно в три с половиной метра и затем выпускали собак — огромных и свирепых меделянских псов (некоторые из них валили медведя в одиночку), а в помощь им иногда «мордашей». По краям «круга» дежурили мужики, готовые пустить в ход дубины, если медведь сорвется и кинется на публику, а также если публика слишком разбуянится (что и бывало нередко). Вариантом зрелища были бои двух медведей.

Здесь же, на рогожских живодернях, устраивали иногда и бычьи травли (собак спускали на быка), также пользовавшиеся громадной популярностью, — зрелище очень эффектное и в то же время опасное, поскольку громадное животное было без привязи и иногда вырывалось и бросалось на зрителей.

Хотя настоящий спорт, в современном понятии, начал приходить в Москву лишь во второй половине девятнадцатого столетия, а преимущественно даже в начале двадцатого (коньки, затем велосипед, лыжи, гребля, футбол, теннис — в такой последовательности), москвичи всегда были поклонниками различных азартных зрелищ и исстари увлекались всевозможными единоборствами и конскими ристаниями.

Давняя, еще допетровская, традиция имелась в Москве и у кулачных боев. В XVIII и самом начале XIX века Святками и Масленицей бои устраивались на льду Москвы-реки у Москворецкого моста и на Неглинной, возле Троицкого моста, прямо напротив кремлевского Потешного дворца, и участвовать в них не гнушались первейшие тогдашние вельможи. В числе лучших бойцов считался и граф Алексей Орлов, без которого подобная забава, конечно, не могла обойтись. Он не только сам выходил на лед, а когда пришло время, выводил с собой и двоих племянников, сыновей Федора Орлова — Алексея и Михаила, но и лично раздавал награды лучшим бойцам. Бывали кулачные бои в начале девятнадцатого века и на Бабьем городке (недалеко от Крымского брода), у Дорогомиловского моста (стоявшего на месте нынешнего Бородинского), в Немецкой слободе на речке Синичке и в Крутицах.