В большинстве же случаев нищенство являлось семейной профессией — и профессией довольно доходной. Детей, родившихся в семье нищих, начинали обучать ремеслу буквально с пеленок и лет в семь-восемь уже выпускали одних на самостоятельный промысел. Как и другим членам артели, им назначалась определенная дневная сумма, которую следовало собрать, а чтобы лишить возможности присвоить что-нибудь из собранного, детей каждый вечер раздевали догола и тщательно обыскивали.
Способный и хорошо обученный «стрелок» (нищий) зарабатывал от одного до трех рублей в день, проживая при этом не более 60–70 копеек (по ценам второй половины XIX века, чтобы ходить сытым, хватало 15–20 копеек), и даже самый незадачливый и бесталанный не спускался ниже полтинника. В этой среде было немало собственных богачей и даже ростовщиков, работавших не только внутри своей артели, но и на стороне. Весьма не редки были случаи, когда на умерших нищих обнаруживались довольно крупные суммы денег — до нескольких — даже десятков — тысяч рублей. Вообще профессиональные нищие считались в воровской среде аристократией.
В нищенской артели, квартировавшей на Варварке, было немало бывших чиновников — как гражданских, так и военных, традиционно побиравшихся в Рядах и Гостином дворе (где буквально не давали проходу покупателям) и часто служивших добровольными шутами скучающим сидельцам, перед которыми пели, декламировали с пафосом разные стихи, готовы были ползать на четвереньках или кричать петухом. Среди этой категории попрошаек было много безнадежных алкоголиков (более-менее пьющей была практически вся нищенская братия). Не менее популярна среди «благородных» «горбачей» с Варварки была площадка около Иверской часовни. Здесь обрабатывали в первую очередь простодушных провинциалов, которых возле часовни всегда было много (приехав в Москву, в числе первых дел следовало пойти поклониться Иверской). Завидев подходящий объект, «горбач» подкатывал к нему «франтоватой военной побежкой и извиваясь змеем» и излагал горестную историю своей жизни: «Бедный офицер! Жертва злобной судьбы! Голодное семейство, больная жена, умирающие дети! М-с-вый г-с-дарь! Страждущее человечество взывает о помощи! Бог за все заплатит сторицей. Мерси боку!» [285]
И затем галопом тащил добытый гривенник в ближайший кабак — очевидно, к больной жене и умирающим детям.
В конце 1840-х годов занимаемый нищими дом при Знаменском монастыре был обследован, и ученые мужи пришли к выводу, что именно здесь находилась в конце XVI — начале XVII века городская усадьба бояр Романовых — предков первого государя из этой династии. Дом был выкуплен казной и поставлен на реставрацию; вскоре в нем открылся музей, а бывших обитателей его выселили, и они нашли приют в известной трущобе — Шиповской крепости и других подобных домах по соседству.
В числе московских нищих была прослойка так называемых (на профессиональном жаргоне) «сочинителей» из людей дворянского происхождения, которые «работали» с использованием своих дворянских «навыков». Поделив между собой наиболее престижные улицы и дома, эти деятели регулярно «окучивали» свой участок: писали (часто по-французски) многочисленные письма, где красочно изображали свое ужасное положение и плачевные житейские обстоятельства (происки влиятельных врагов, разорительные тяжбы, стихийные бедствия и т. п.), доведшие их да такого состояния. (Естественно, об истинных причинах — чаще всего алкоголизме и страсти к игре — не упоминалось.) Затем письма рассылались по адресам и через несколько дней автор отправлялся в обход по «своему» участку. Придя к подъезду, он звонил, бывал встречен швейцаром и, демонстрируя хорошие манеры, важно говорил: «Было прислано письмо от такого-то; жду ответа». Обитатели особняков редко горели желанием лично взглянуть на незваного корреспондента, но многие высылали ему с лакеем небольшую денежную купюру — обычно от рубля до трешки, и «благородный» нищий откланивался и исчезал до следующего «обхода».
Уже в первые послепожарные годы вблизи Толкучки, на Варварской (нынешней Славянской) площади сложился стихийный рынок труда: сюда приходили прибывшие в Москву на поиски работы крестьяне, здесь они собирались в артели; сюда же являлись наниматели, нуждавшиеся в рабочей силе. (Домашнюю прислугу нанимали также по соседству, в начале Никольской улицы, возле ограды Казанского собора.) Наем рабочих происходил обычно с раннего утра до полудня; оставшиеся без работы столовались тоже на Толкучем, а потом старались устроиться где-нибудь поближе на ночлег. Таким образом, вокруг рынка возникла инфраструктура трущобного толка — дешевые трактирные заведения, харчевни, а также подобия ночлежек при трактирах (как и в «Крыму-Грачевке» — в подвальном этаже). Имелись здесь и жилища для тех обитателей Толкучки, которые оседали в Москве на более-менее длительный срок.