Чужим людям (кроме самых уж близких друзей) вещевых подарков не делали, но на именины принято было преподносить «именинные пироги», которые присылали или вручали лично всем тем знакомым, дальним родственникам и друзьям, с которыми обменивались визитами по праздникам. Уже к середине века «пироги» были в основном «кондитерские», проще говоря, торты различных видов — бисквитные, шоколадные, миндальные, которые специально заказывали к этому дню, перевязывали коробку нарядной ленточкой и снабжали визитной карточкой. Встречалась и более традиционная выпечка: пироги с вареньем, большие, сделанные на заказ, сдобные крендели. Если именинницей была дама, полагалось также прислать букет или корзину цветов.
В дни наиболее популярных святых — Николая, Ивана, Анны и пр. кондитерские Филиппова, Сиу, Абрикосова и пр. были буквально завалены заказами, а 17 сентября, когда праздновали Вера, Надежда, Любовь и Софья (30 сентября по новому стилю), считался днем общемосковских именин. Тут в орбиту торжества оказывалось вовлечено буквально полгорода, поскольку мало у кого не оказывалось знакомой или родственницы с одним из этих имен. 17 сентября очень любили не только кондитеры, но и торговцы цветами, у которых беспримерно возрастала выручка. «В этот день Москва уже с утра была полна праздничного беспокойства… Мужское население неслось покупать конфекты, торты, фрукты, цветы и пр., даже драгоценные подарки. Носились даже дамы — мамаши для дочерей, дети для родительниц… И затем вечером… начинались пиры, кто где и как мог, вплоть до пьяных песен и топота каблуков в подвалах, что называется, „до вторых петухов“»[349].
Уже с середины XIX века установилась традиция розыгрышей на 1 апреля — тоже общегородской именинный день. «Первого апреля Марии Египетской бывает, — вспоминала Н. А. Бычкова, — Машки-вруньи именинницы зовутся; в этот день глупый обычай есть: других обманывать». И, как водится, бывали и невинные обманы, дружеские розыгрыши, а встречались и достаточно злобные шутки. «Сидят это за столом, чай с пирогами пьют, — рассказывала Бычкова, — вдруг лакей, Филипп Платоныч, Марье Дмитровне телеграмму подает. Взяла у него из рук не то Надежда Дмитровна, не то Анна Александровна, прочла вслух и обомлели все. В телеграмме-то сказано: „Лидия внезапно скончалась“… Напугались все, кто слова вымолвить не в силах, а кто в слезы ударился. Батюшка, Алексей Дмитриевич, первый в себя пришел, схватил шапку, да бегом к молодым помчался. Только из ворот, а ему навстречу Николай Алексеевич с Лидией Александровной на извозчике едут. Что радости было, что слез! Это, значит, нашлись умные люди, поздравить именинницу с первым апреля решили, пошутили так, что чуть до настоящей смерти всех не довели»[350].
Ближе к концу столетия перед 1 апреля в магазинах стали продаваться всевозможные, преимущественно немецкие, «штуки» для розыгрышей: открытки со смешными изображениями и надписями, чесательный и чихательный порошок, наборы шоколадных конфет с невозможной начинкой — солью, перцем, горчицей, деревяшками и пр., целлулоидные черные тараканы, которых полагалось незаметно опустить в стакан или тарелку соседа, целлулоидные же искусственные кляксы, которые выкладывались на белоснежную скатерть рядом с опрокинутой чернильницей, пукательные подушки, имитаторы бьющегося зеркала (связка металлических пластинок ронялась на пол, а специальным мыльным карандашиком на поверхности зеркала рисовались трещины), коварные кошельки, из которых при открывании вылетали монеты и рассыпались по всем углам, и многое еще другое в этом же роде.
Наиболее пышным (и затратным) семейным торжеством становилась в Москве свадьба, даже целый свадебный цикл домашних праздников.
Свадебному торжеству предшествовал сговор (помолвка), на который приглашались довольно многочисленные гости. Центральным моментом этого события было благословение молодых образом и хлебом, поэтому заранее заказывали у хорошего булочника — Филиппова, Савостьянова или Сорина, пекарня которого была на Арбате, специальный сдобный каравай — огромный, украшенный замысловатыми узорами из теста (во второй половине века стоило это примерно 50 копеек).
После сговора мать невесты занималась шитьем приданого дочери, причем в высших слоях общества приданое заказывали в хороших белошвейных и пошивочных мастерских, а в средних и низших слоях хотя бы часть приданого (обычно белье) делали дома и в «обшивки» (то есть портнихи) приглашали молоденьких бедных родственниц и знакомых, которые во время многодневного шитья вели бесконечные разговоры, пели песни и лакомились сластями. За пару дней до венчания приданое укладывали в сундуки и переправляли в дом мужа. При упаковке во все углы сундука распихивали баранки и монеты, «чтобы дом был полной чашей».