Повседневная жизнь охотников на мамонтов

Магия «срабатывает» не всегда? Конечно! Но ведь то же самое можно сказать и о «рациональных» действиях. Наконечник может сломаться в процессе изготовления, а охота далеко не всегда бывает удачной. К тому же некоторые магические приемы оказывались исключительно эффективными. По свидетельствам этнографов-европейцев, в той же Австралии наведенная «кость смерти» разила свою жертву без промаха — вернее бумеранга или копья.

Таким образом, в первобытных коллективах то, что мы называем «магией», охватывало все стороны жизни, представляло собой великое разнообразие средств и приемов, но ни по своим задачам, ни на практике, ни в сознании не противопоставлялось в большинстве случаев тому, что мы считаем «рациональной деятельностью». В сущности, магия — это то же «испытание природы», стремление подчинить ее своим целям, что и наука. Можно согласиться с одним из крупнейших исследователей первобытных верований английским ученым Джеймсом Джорджем Фрезером в том, что в основе своей первобытная магия ближе к науке, чем к религии: она также исходит из принципа постоянства действия сил природы, незыблемости причин и следствий, и возможности воздействовать на эти силы в своих интересах. Но, разумеется, в нерасчлененном комплексе первобытного сознания магические действия составляли также неотъемлемую часть действий, которые мы можем называть «религиозными обрядами и ритуалами».

Магические приемы так бесконечно разнообразны, что очень трудно их упорядочить, классифицировать. Ученые их распределяют по целям (вредоносная, производственная, лечебная, любовная магия и проч.), по способам применения («контактная» — путем прямого контакта, «парциальная» — действие направлено на часть объекта: волосы, ногти, след и проч., «имитативная» — через воздействие на заместитель объекта, например, на его изображение и т. д.).

Вредоносная магия

Здесь важно обратить внимание на одну особенность, которую единодушно отмечают все, кто занимается первобытными верованиями. Это — особая роль в архаичных обществах вредоносной магии,направленной на то, чтобы причинить зло своему врагу. Именно эта магия оказывается наиболее распространенной, и вместе с тем, — тайной, запретной. Ее очень боялись: ведь для первобытного человека любой несчастный случай, любое заболевание, а тем более, смерть (кроме смерти в бою) связывались с действием колдовства. Вот почему европейцы, посещавшие Австралию, Новую Гвинею и другие места, населенные первобытными народами, слышали от тех, с кем они вступали в общение, что сами эти люди такой гадостью не занимаются, но вот соседние племена — ужасные колдуны! Разумеется, эти «ужасные колдуны» рассказывали тому же европейцу прямо противоположное, и обвиняли в колдовстве прежних его собеседников.

Очевидно, так обстояли дела и во времена охотников на мамонтов:

— На Юг?! — в шепоте Аты чувствуется откровенный страх. — Но там же степняки! Они нас убьют!

(Да. За это время и он много чего наслышался о тех, кто кочует по степям, в низовьях Хайгры и Кушты, у края Великой Воды. Злые колдуны и свирепые воины, они не щадят никого... Но что делать, если южная тропа— воля Духов?).

— Такова воля Духов. Не бойся; они нас оберегут.

Но попав на юг, к степнякам, первобытный охотник убеждается совершенно в обратном:

...Разговоры с Кайтом становились все продолжительнее и продолжительнее. Расспросы. Переспросы. Может быть, и не все понял его хозяин, но в главном— разобрался. Так, по крайней мере, думал Аймик.

— Ха-ха-ха! — в голос смеялся Кайт, узнав, что, в глазах охотников на мамонтов, степняки — «злые колдуны», убивающие всякого, кто ненароком к ним забредет.— О, да! Мы тут— все колдуны! Оружие перед охотой наговариваем. Духов благодарим за бизонов. Лечимся. ...Бабы наши, — вон, тоже колдуньи, мужей себе привораживают, детей... Вот только моя старшая, видно, колдовать не умеет! — хмыкнул он.

— Да я не о том, — начал было Аймик. — Такое и у нас...