Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного

Сделав в последние месяцы 1583-го или самом начале 1584 года в казну Иосифо-Волоколамского монастыря огромный вклад в четыре тысячи рублей, царь заказал тамошней братии ежегодный «корм» по загубленным им подданным в мясопустную субботу — день, когда церковь поминает усопших христиан, скончавшихся «нужною» (то есть неестественною) смертью ^{77}. Это едва ли не единственный случай, когда венценосец вмешался в процесс выбора времени поминовения опальных.

Весьма примечательным способом поминали избиенных в опричнину единоверцев монахи главного (с 1561 года) монастыря Московской митрополии, Троице-Сергиевой обители на Маковце. Троицкие власти, отказавшись от поминовения жертв террора на литиях и обеднях, повелели петь по ним единственную за весь год панихиду на Семик — «на 7 недели в четверг по Пасце» ^{78}. Судя по избранию для заупокойного богослужения именно этой даты, архимандрит Иона с соборными старцами причисляли казнённых в опале православных христиан к нечистым «заложным» покойникам ^{79}(поминание их в Семик выполняло, очевидно, ещё и обереговую функцию: по поверью марийцев, заимствованному, скорее всего, от русских, именно к середине Седьмой недели по Пасхе те начинали с особенной силой вредить живым людям ^{80}). Между тем они вполне могли в точном соответствии с церковным уставом организовать эту церемонию в субботу последней перед Масленицей мясопустной недели, когда служится специальная панихида по всем, кто «безгодную многажды на страстне подъяша смерть в мори же и непроходных горах, стремнинах же и пропастех, и гладом, и запалением, и бранми, и студенми и инако всяко смерти претерпевше, равно же и убозии суще, и немощнии, и узаконеных псалмов и песней памяти не получиша» (Синаксарь в субботу мясопустную, «в ней же память творим умершим»). В другом гимнографическом тексте из того же чинопоследования вновь перечислялись умершие, отпеваемые на субботней панихиде: «…их же покры вода и брань пожат, их же обият трус, и убиша убийца, и их же огнь попали…», а также все, «иже напрасно восхищенныя, попаляемыя от молнии, и измершая мразом и всякою раною…» (Канон преподобного Феодора Студита) ^{81}, то есть все усопшие, которые воспринимались в народном сознании «заложными» покойниками.

Устраивая в Семик «поминки» по подданным Грозного, погибшим без христианского «напутствия» и погребения, троицкие власти явно стремились подчеркнуть неизменность их статуса государственных преступников даже после введения в богослужебный обиход Синодика 1583 года. Еще академик С. Б. Веселовский заметил, что в XVI столетии опальные лишались предсмертного покаяния и причащения Святыми Дарами, а их тела после экзекуции оставались без полноценного погребения ^{82}, то есть волей монарха они искусственно превращались в «заложных» мертвецов, чьи души попадали под власть демонических сил. Такая позиция настоятеля и старшей братии Троице-Сергиева монастыря, чья близость к самодержцу общеизвестна, думается, отражала истинный взгляд Ивана Грозного на опальных в момент учреждения им повсеместного богослужебного поминовения. Для царя, пытавшегося всеми средствами спасти душу своего сына от участи, уготованной «нечистым» покойникам, церковная реабилитация казнённых по его прихоти соотечественников была отнюдь не актом покаяния, а всего лишь одним из способов достижения желанной цели, наравне со щедрыми пожертвованиями духовным корпорациям.

Впрочем, в 1583-м — начале 1584 года во взгляде Ивана Грозного на опальных произошли серьёзные метаморфозы. С той поры он более не считал замученных подданных, наряду с «заложными» покойниками, достойными лишь Семикового поминания. В последний год жизни московский самодержец, по-видимому, впервые всерьёз задумался о личной загробной судьбе, а потому, писал Пер Перссон, «чувствуя себя со дня на день всё слабее и бессильнее и не забывая, что люди смертны, он посылал платье, деньги, пищу и питьё пленникам изо всех народов с просьбою молиться за него Богу» ^{83}. В таком смятенном состоянии духа Иван IV действительно мог решиться на полноценную церковную реабилитацию своих жертв, хотя бы из-за очевидной и вполне понятной надежды обрести в них новых ходатаев о себе перед престолом Всевышнего.

Глава седьмая ОПРИЧНЫЙ ТЕРРОР

Оборвётся в доме дело всякое,

Слов неспешных не договорят,
Если чёрной сбруей мерно звякая
Пролетит по улице отряд.

Врассыпную шурхнет детвора,

Затрясётся нищий на углу,
И купец за кипами добра,
Словно тать, притихнет на полу.

Даниил Андреев.

Гибель Грозного

Смертная казнь в эпоху опричнины: августейший судия и палачи