Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах

Однажды я увидел девочку лет десяти с простреленной головой. Она копала картофель, и немецкий снайпер «снял» ее. Мне стало не по себе. Личико такое печальное, приятное. Я долго мучился, вспоминая убитого ребенка, ярость и бешенство закипали еще сильнее.

* * *

Меня послали в разведку вместе с тремя товарищами. Командир смешил нас своей трусостью и бездарностью. Мы вернулись, не выполнив задание. Он нарушил присягу, когда второй раз стали посылать в разведку, он отказался идти, а рекомендовал меня, как хорошо знающего эти места. Я пошел с великим удовольствием. ‹…›

До нашего начальства дошли слухи, что недалеко от расположения нашего батальона спущен парашютный десант. Наша задача – найти этот десант и уничтожить. Я взял пятерых отборных молодцов с двумя автоматами. Мы вооружились винтовками, наганами и гранатами. Времени, чтобы выполнить задание, было достаточно. По пути зашли к леснику в деревню Березовка. От него я узнал, где есть благоприятные места для высадки парашютистов и какое настроение у крестьян, передал записку матери, а уж потом скомандовал ребятам ложиться и отдыхать.

* * *

Однажды получил задание достать для батальона пару коров. Нас было четверо: я, Беляков, Сосновский и Ежов. Наконец мы в Коркине, знакомый дом. Воспоминания. Я в военной форме с карабином. Подходим к дому, матери нет. Чужие люди. Дома – записка от матери, что она уехала в Ленинград.

Нашел бутылку вина, масло, грибы, свежепросольные огурцы, селедку, яйца. Выпили с аппетитом, закусили, отдохнули с полчаса. Не хотелось уходить. Всем понравилась моя гостеприимная дача.

* * *

Утро. Лес. Срубаем тяжелые ветки, делаем шалаши. Роем землянки, маскируя их хвоей. Поочередно несем караульную службу. Варим кофе с молоком на костре со знатоком Терещенко. Беляков тоже любит хорошо покушать. Кучменко – изнеженный и неприспособленный к лесной жизни. Боится воровства, у него пропадают вещи. В землянках темно и сыро. Освещаем свечами. Шофер Андрей, участник финской войны. Веселый неприметный мужчина. ‹…› Простой солдат. Не дурак, себе на уме. В. – представительный, культурный командир, инженер завода имени Сталина. Н. – склочник, кляузник, чопорный мужичонка. Награжден медалью «За трудовое отличие». Этим весьма кичится. Е. – самовлюбленный, трусливый интеллигентик, не пользующийся авторитетом среди бойцов.

* * *

По утрам спускаемся к Черной речке. Здесь так много зелени и солнца. На левом берегу лес. Крутые обрывы. Утренний туалет минометчиков. Вести из Ленинграда. Газеты, почта.

* * *

Моя поездка за вином. Нашли литр водки в пустой посуде, опрокинулась в речку при переправе. Я нырнул за «монахом». Взгляд Андрея из кабины – незавидное критическое положение. Распиваем водку. Согреваемся, я с Романовым иду выполнять задание командира. Стреляю в лесу. Крепко пьян. Арест. Допрос. Сопровождают конвоиры. Сплошная мгла и сплошной лес, меня принимают за шпиона. В землянке коменданта пьянка и свет. Злополучные конвоиры. Ночлег в шалаше. Лихорадка, соседи – товарищи по несчастью.

Утро в лесу при штабе дивизии Донского. Докладная записка. Освобождение. Радость, свобода, форсированный марш в родном лагере. Шутки, остроты товарищей. Расспросы. Голод.

* * *

‹…› Кокорево. Берег Ладожского озера. ‹…› Опять роем окопы. Остановились в школе. Обживаемся, несем караульную службу. Обедаем у рыбаков и на кухне. ‹…› Осенний холодный, ветреный день. Иду с рыбаками на озеро на ловлю рыбы. Среди рыбаков тесть брата. Старик – типичный рыбак. Знаю его пятнадцать лет. Не видел семь-восемь. Расспрашиваем друг друга об общих знакомых и говорим о настоящих событиях. Нас четверо: три рыбака и я – их «конвоир». Одних их опасаются отпускать на озеро. Натягиваем парус и разводим костерок на баркасе. Долго ищем кубас[7]. Сильный ветер рябит воду и слезит глаза. Баркас убаюкивает. Тянем сети. Я жадно смотрю на трепещущее серебро. В корзину летят сиги и окуни. Попадают щуки, налимы и судаки, но их мало.

Баркас тяжелеет от грузов и рыбы. Около сорока сетей вынули. Три огромные корзины наполнили рыбой. Она медленно умирала на моих глазах, судорожно шевеля жабрами, некоторые долго трепетали, подпрыгивали, сверкая в хрустальном воздухе.

Над нами летали чайки и самолеты, свои и чужие. Мы были в открытом море, верстах в десяти от берега. Видели только береговой маяк и суда. После труда праведного опять развели костер. Варили уху из сигов и натягивали паруса. Опять говорили о текущем моменте. Старики были довольны уловом, я – поездкой с ними. Вернулись засветло, возвращались против ветра на веслах. Сильный ветер на озере. Серые осенние дни. Тоска по родному городу и друзьям.

Дозоры. Неожиданный отъезд среди ночи. Всего четыре дня пробыли в покое. Ночь. Дележка сухого пайка. Озабоченные нервные лица. Смерть связиста. Ночной поход по непролазной грязи в поселок Морозова. Идем всю ночь с короткими привалами. Не знаю, куда и зачем. Делаем всевозможные предположения.

* * *