Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах

Люди глотают пороховой дым и тысячами гибнут на полях сражений или в проклятой Германии. Великий русский многострадальный народ. Народ трудолюбивый, стихийный, свободный и терпеливый. Ни один народ за всю свою историю не вынес столько, сколько русский человек за последние тридцать лет. Сколько грязных кровавых лап протягивалось к твоему могучему горлу! Но ты дышишь полной грудью, тяжело дышишь, но живешь. И стоять и жить будешь вечно. Тебе суждено решать судьбу многих народов. У тебя мудрые вожди и талантливые руководители. У тебя есть будущее. Кровь, пролитая тобой, не пропадет даром. Трудно писать в эти дни. Грандиозность событий давит на грудь и сжимает горло. Слишком устает мозг от переживаний и потрясений. Нужен большой талант и сила титана, чтобы описать на бумаге все ужасающие подробности жизни наших людей, сражающихся 23 месяца с бронированными полчищами гитлеровской Германии. ‹…›

Трудно тем, кто хочет заниматься творчеством в свободное от основной работы время. Это время нужно урывать от сна, который так дорог страшно уставшему, голодному человеку с отравленной нервной системой. ‹…›

Вот уже не ясно излагаю, а значит, мысли туманные. Воля беспомощна, здесь талант ни при чем, будущее покажет, смогу ли я справиться со своей задачей или нет. Если выживу, то что-нибудь оставлю после себя, а если нет, то простите мне радужные надежды, я не виноват, что они не оправдались. Историческая необходимость тому причина, а мне уже скоро 28 лет.

Кончаю, ибо писать без толку. Эта бесконечная исповедь, наполовину заполненная водой, если сможет принести будущему историку пользу, то слава богу.

19 мая [1943 года]

Вчера меня вызвали в партком. Там были секретарь райкома ВКП(б) Щербаков, парторг ЦК ВКП(б) на заводе Смоловик, Ремезов и еще зав. отделом кадров райкома. Потолковали со мной полчаса по душам и задали вопрос, как я смотрю, если мне поручат ответственную партийную работу в комсомоле, а затем освободят.

Пошел на огород. По пути заглянул к Вале Быкову. Посмотрел его этюды, эскизы, картину, поговорил по душам. Все такой же энтузиаст. Горит человек. Маловата культура, но большой темперамент. Души не чает в искусстве. Хорошее произвел на меня впечатление. Жена и дочь его в плену у немцев. Сам он тяжело переживал блокаду. Сейчас работает дворником, а после берет в руки кисть и работает до упаду. Одну его картину приняли на выставку ленинградских художников. У него я пробыл около 2 часов. Беседа получилась оживленной, от него пошел на огород.

Сеял свеклу, домой пришел пешком в 11 часов.

Сегодня ездил в райком. Посетил Щербакова и секретаря райкома Барнаулова. Хороший парень, тоже участник войны. С ним можно сработаться. От него поехал в горком комсомола, где пробыл около часа, оттуда на завод, с завода в горком ВКП(б). Вероятно, на днях буду руководить комсомолом своего завода. Работа очень ответственная и тяжелая, где же время для стихов!!! Что же, увидим, как пойдет дальше. Чем дальше в лес, тем больше дров.

27 мая 1943 года

Итак, я комсорг ЦК ВЛКСМ завода им. Сталина.

21-го должно было быть общезаводское комсомольское собрание. Оно сорвалось. В этот день пришло на завод из райкома назначение меня комсоргом ЦК ВЛКСМ.

В субботу ездил к Леониду. Ночевал у него, в воскресенье на обратном пути заехал на Басков переулок. Вечером поехал в театр. Смотрел «Слугу двух господ».

С понедельника начал глубоко изучать организацию завода, работу актива, беседовал с секретарем райкома, парторгом ЦК ВКП(б) Смоловиком, директором завода, с парторгом и начальниками цехов. Ходил в общежитие, проводил по цехам митинги, брали соцобязательства к 25-летию комсомола.

Вчера на завод приезжал секретарь горкома партии Бадаев. Я был в президиуме на общем собрании. Бадаев выступил с докладом «Обстановка сегодняшнего дня и наши задачи».

Домой прихожу поздно. Устаю, но много делаю полезного. День проходит плодотворно. Ребята меня любят, ликуют, радуются моему возвращению в комсомол. Атмосфера создается благоприятная. Сегодня был на совещании райкома о займе.

Снова над городом черные тучи. Предстоит последняя решающая схватка. В Сталинграде она началась, в Ленинграде кончится. Теперь немного осталось, но осталось самое страшное, как мне кажется.

Ничего, борись, крепись, ты же сильный, а выживешь, будешь молодец, тебе дадут отдохнуть и спасибо скажут за работу, за борьбу, за волю твою; суждено погибнуть – значит судьба у тебя такая. Ничего не попишешь. Главное, не терять почву под ногами. Оставаться спокойным до конца, а нервы как у женщины стали. Сердце как у старика. Глаза суровые и ласковые. Вид у меня внушительный, говорят, мол, этот парень кремень, а никто не знает, что на душе порой бывает.

Скоро начнется заключительный акт этой трагической пьесы. Если мое сердце вдруг остановится прежде, чем опустится занавес, – не обессудь, читатель, – стало быть, мой челнок переполнился и опрокинулся.

Интересное времечко впереди. Погорячей Севастополя и Сталинграда будет. Опять зарычали пушки. Белые ночи темнеют от порохового дыма.