Повседневная жизнь Парижа в Средние века

Паломничества или посещения проповедей являют собой другие незаурядные моменты семейной и частной жизни. Принимая во внимание господство религии, о проповедях рассказывают, если они имели необычайный успех, как, например, проповедь брата Ришара на кладбище Невинно убиенных. (Его успех был недолгим, поскольку в нищенствующем брате заподозрили арманьяка, то есть вражеского шпиона в англо-бургиньонском городе.) Это момент душевного потрясения, побуждающего толпу плачущих прихожан к зрелищному раскаянию, к обещаниям «изменить свою жизнь», — обязательствам, которые при возвращении к обычной жизни и привычным соблазнам улетучиваются вместе с волнением от проповеди. Но появление нового нищенствующего брата, умеющего тронуть душу и сердце, позволяет вновь пережить эти острые моменты, и толпа снова собирается, чтобы послушать проповедь, столь сильно отличающуюся от обычных воскресных поучений.

Необходимость помолиться о божественном заступничестве, об исцелении, о рождении ребенка или другие личные причины часто вынуждали совершать паломничества. Разумеется, ради дальних странствий требовалось уладить свои дела, составить завещание, но это был случай, выходящий за рамки обыденности. Большинство парижан и парижанок направлялись к святилищам поближе, чем Рим, Иерусалим или Сантьяго-де-Компостела. К мощам и усыпальницам в парижском регионе обращались в зависимости от типа просьбы. Святыни в ближних областях — на севере Франции, в Нормандии или Шампани — тоже посещали, поскольку такое путешествие можно было совершить за довольно непродолжительное время, чтобы отсутствие в Париже не требовало чересчур больших предварительных хлопот. В некоторых трудовых договорах, относящихся к концу Средневековья, допускается, что слуга будет какое-то время отсутствовать по такой уважительной причине. В XIII веке ремесленные уставы относили дальние паломничества к причинам, позволяющим мастеру расторгнуть договор об обучении. Схему ближних паломничеств можно составить на основе археологических находок — знаков паломничества, своего рода медалей из недрагоценных металлов, которые приносили с собой и прикрепляли к одежде или шапке. Раскопки, проведенные в XIX веке на берегу Сены, позволили обнаружить большое количество таких предметов, они и послужили объектом первого исследования, посвященного благочестию и церковным обрядам рядовых парижан. Такое исследование было бы полезно продолжить в свете недавних изысканий в области истории религии, отринув предвзятость историков XIX века, видевших в этом форму наивных верований, смешанных с предрассудками и народным невежеством.

В Париже процессии и ежегодные праздники задавали ритм личной и общественной жизни. Рождество, Пасха, а под конец рассматриваемого нами периода — праздник Тела Господня являлись важными событиями года. К этому добавлялись праздники местного значения: чествования покровителей прихода, цеховые, общинные. В целом довольно насыщенная программа, регулярно предоставляющая увеселения и отдых, уравновешивая, таким образом, будничное время, поглощенное трудом.

Не так давно историки задумались о роли нехристианских празднеств, все еще имевших место, например карнавала и Иванова дня. В Париже эти большие праздники были очень популярны, как и в других городах, но была ли связана живучесть таких массовых увеселений с религиозным протестом или с дохристианскими верованиями? Задаться этим вопросом побуждают два вида указаний.

Во-первых, это нормативные акты конца интересующего нас периода, которые пытаются смягчить упреки и насмешки в адрес сильных мира сего и их власти, звучащие в такие моменты. Конечно, власти допускали изменение социальных ролей на непродолжительное время, когда босяк становится королем, а осел — епископом. Нападки на власть и игрища дают черни разрядку, непродолжительность и временный характер которой укрепляют социальную иерархию в остальное время. Нормативные, религиозные или литературные документы конца Средневековья, например «Парижская домохозяйка» или «Дневник парижского мещанина», свидетельствуют о том, что образованные люди, честные нотабли или ученые клерки иронизировали по поводу невежества и доверчивости народа, известно, что уже давно существовало не слишком распространенное течение снисходительной насмешки над этими ритуалами и коллективными обрядами. Были ли заметнее в Париже такие проявления бунтарства — как их называли гражданские власти — и суеверия — или «ереси», как считало ученое духовенство? Возможно, такого рода опасность вызывала большую тревогу в столице — образце для всего королевства? Хотелось бы тщательнее изучить эти вопросы, но пока на них напрашивается утвердительный ответ.

Завершая обзор повседневной жизни вопросами, на которые еще только предстоит дать уверенные ответы, мы показываем читателю, что еще не всё сказано об истории города, о котором уже написано столько книг. Париж — это целый мир, который пока не исследован до конца.

Заключение