А я умываюсь!
Бесится кран, фыркает кран…
Прижимаю к щекам полотно
И улыбаюсь.
Тарасовы владели банями[184], которые существуют и теперь. Плата была по классам — 5, 10, 20, 40 копеек и семейные номера за 1 рубль. В дешевых классах (5 и 10 копеек) в раздевалках скамьи были деревянные, крашеные, одежда сдавалась старосте. В дорогих банях (20 и 40 копеек) были мягкие диваны и оттоманки в белых чехлах, верхняя одежда сдавалась на вешалку, а платье и белье не сдавались. В мыльных скамьи были деревянные, некрашеные. В семейных номерах была раздевалка с оттоманкой и мягкими стульями в белых чехлах и мыльная с полком, ванной, душем и большой деревянной скамьей. Банщики ходили в белых рубахах с пояском. Бани были открыты три дня в неделю, а сорокакопеечные и номера — всю неделю, кроме воскресенья. Такой распорядок был вызван тем, что была только одна смена банщиков и работали они с 6 часов утра до 12 ночи, остальные дни отдыхали. Бани в свободные дни стояли с открытыми окнами: просушивались. Кочегарка работала тоже три дня, горячая вода для высшего класса и номеров сохранялась в запасных баках. Посетителей здесь было значительно меньше, особенно утром, и банщики могли подменять друг друга и иметь отдых. В двадцатикопеечных банях и выше веники выдавались бесплатно, а в дешевых за веник доплачивалась одна копейка. Нужно отметить особое явление, свидетельствующее о бедноте части населения: приходили женщины с малолетними детьми, покупали билет за пятачок и вели с собой бесплатно малолетних детей, несли узел белья, чтобы постирать. Это снисходительно допускалось. Особенно много народу бывало в банях по субботам: все считали нужным помыться на воскресенье после трудовой недели. В каждом классе была парная с громадной печью и многоступенчатым полком, на верхней площадке которого стояло несколько лежаков. Любители попариться поддавали пару горячей водой, а то квасом или пивом, чтобы был особо мягкий и духовитый пар. Надевали на головы войлочные колпаки, смоченные в холодной воде, залезали наверх и, стараясь друг перед другом, хлестали себя вениками до полного умопомрачения, сползая оттуда в изнеможении красные, как вареные раки. С трудом добирались до первого крана и обливались холодной водой. Потом садились на нижнюю ступень полка и отдыхали. Туг начинались уже высказывания такого рода: «Пар сегодня силен, дошло до самого нутра, косточки все стали на место, в грудях полегчало, и проклятая ревматизма, кажись, отпустила».
В большинстве домов Петербурга, даже в выстроенных в описываемое время, ванн было мало, а потому существовали в банях дорогие классы, отдельные номера и семейные бани для зажиточной публики, которую банщики обслуживали с особым рвением: помогали раздеться, одеться, вытирали и даже умудрялись делать примитивный педикюр, за что получали особые чаевые. Здесь после мытья клиенты отдыхали в раздевалке, куда им приносили пиво, прохладительные напитки. Здесь заводились разговоры, читались газеты — клиентов не торопили, как в дешевых классах, где банщики понукали народ не рассиживаться: мол, «местов свободных мало, народ ждет». Нанимали банщиков и для парения и мытья, большинство их были прекрасными специалистами своего дела: в их руках веник играл, сначала вежливо и нежно касаясь всех частей тела посетителя, постепенно сила удара крепчала, пока слышались поощрительные междометия. Здесь со стороны банщика должно быть тонкое чутье, чтобы вовремя остановиться и не обидеть лежащего. Затем банщик переходил к доморощенному массажу: ребрами ладоней как бы рубил тело посетителя, затем растирал с похлопыванием и, наконец, неожиданно сильным и ловким движением приводил посетителя в сидячее положение.
Банщики жалованья не получали, довольствовались чаевыми[185]. Их работа была тяжелая, но в артели банщиков все же стремились попасть, так как доходы были хорошие, а работа чистая. К тому же при бане было общежитие для холостых и одиноких. Кочегары, кассиры и прачки были наемные и получали жалованье. Самое доходное место было у коридорных семейных номеров: там перепадало много чаевых за разные услуги. В семейные бани был отдельный вход через парадное дома в 1-й Роте.
Этот дом, между прочим, некогда служил долговой тюрьмой, так называемой «Тарасовской ямой», в которую сажали должников-банкротов. Плату вносил заимодавец, он же был обязан кормить посаженного. Такие лица сидели до тех пор, пока родственники или друзья их не выкупят, уплатив долг. А иногда (к счастью для заключенного) заимодавец отказывался его оплачивать; убедившись, что ничего с него не получишь, его выпускали.
Описывая «банное дело» братьев Тарасовых, нельзя не вспомнить весьма примечательную фигуру — кассира Никиту Максимовича.