Вариации представлений были разнообразными. Все зависело от вдохновения, импровизации, настроения артиста и набора кукол. Конечно, примитивное зрелище, но некоторые номера были безусловно удачны, в них проявлялся народный талант. В перерывах и по окончании представления играла музыка, публика бросала деньги в шапку, лежавшую на земле. А вот и из окон, распахнутых по случаю прибытия бродячих представлений, благодарная публика бросает к ногам артистов монеты, тщательно завернутые в бумажку. Окна захлопываются. Раскланявшись в неопределенном направлении верхних этажей, артисты удаляются[371]
. Так они переходили из одного двора в другой, сопровождаемые ватагой мальчишек, самых благодарных зрителей, которым очень повезло — еще бы, даровое представление!Мы уже не застали старинных масленичных гуляний на Марсовом поле. Мы помним такие гулянья на Семеновском плацу до постройки там ипподрома[372]
. Плац был огромный, начинался он сразу за казармами Семеновского полка[373] и тянулся до Обводного канала между Звенигородской улицей и Царскосельской железной дорогой. На плацу на Масленице выстраивались балаганы, карусели, ларьки с игрушками, сладостями, горячими блинами. Особым успехом пользовались большие карусели, изображающие палубу корабля. Площадка карусели при вращении меняла плоскость движения, создавалось впечатление, что палуба качается и ты находишься на корабле в сильную бурю. Многих действительно укачивало, но, несмотря на это, публика валом валила, особенно мальчишки. Для большего впечатления на перилах были развешаны спасательные круги. Центр был огражден круговой стенкой с иллюминаторами, и вообще на карусели было много бутафорского морского снаряжения, вплоть до большого якоря. При отправлении и остановке карусели раздавались пароходные гудки. Стоимость поездки была три или пять копеек. Карусель вращали вручную несколько здоровенных парней, упирающихся в горизонтальные балки. Эта морская карусель, как и другие, имела призовое кольцо. Когда карусель достигала полной скорости, один из обслуживающих начинал вертеть деревянную грушу, на которой в пружине качалось кольцо. Кто это кольцо сумел вырвать, получал право прокатиться еще раз бесплатно. Гармонь играла вальс.Эти гулянья на Семеновском плацу привлекали любителей потолкаться в веселой толпе: и молодых, и пожилых, и простой люд, и служивый. Но особенно, конечно, детей всех возрастов. И если привозили в экипажах младших ребят[374]
, чтобы только показать им народное гулянье, то удержать их возле себя родителям удавалось лишь с трудом — так велик был соблазн участвовать в веселье и прокатиться, пусть даже с кем-нибудь из старших, на карусели или приобрести необычную смешную игрушку.* * *
Шарики! Шарики!
Шарики детские!
Деньги отецкие!
Покупайте, сударики, шарики!
Эй, лисья шуба, коли есть лишни,
Не пожалей пятишни…
После Масленицы шел Великий пост, но на шестую — Вербную неделю опять начинались развлечения. Была уже весна, вторая половина марта — начало апреля, и вербы покрывались пухом. На Конногвардейском бульваре[375]
и Мало-Конюшенной улице устраивались вербные базары. По обе стороны улицы сооружались деревянные ларьки, украшенные кумачом с надписями: «Здесь вафли», «Яр-базар», «Чудеса». Торговля была рассчитана на невзыскательную толпу молодежи, учащихся младших классов, детей, для которых эти базары были заманчивы и интересны. Тут же торговали живыми птичками разных пород, выкрашенные в желтую краску воробьи сходили за канареек. Продавали рыбок для аквариумов, черепах, шла торговля детскими игрушками и особыми «вербными» чудесами: пищалками, «чертями». Предлагались «тещины языки», «иерихонские трубы»[376], «американские жители», надувные свиньи, павлиньи перья.На этих базарах — под стать карнавалам — допускались некоторые вольности[377]
. Идет, например, толпа школьников, у каждого «иерихонская труба» — конус из яркой бумаги с пищиком, и все разом гудят. Встречается девочка, до ее щеки можно дотронуться павлиньим пером или морской травой, выкрашенной в ярко-зеленый цвет. Можно раздуть в лицо незнакомцу «тещин язык» — свернутую в спираль бумажную трубку, которая при надувании превращалась в длинный мешок с перьями на конце. Этот «язык» трепетал, пищал, его совали прямо в лицо. Общий хохот, никто не обижался.