Еще один знаменитый соратник царя-реформатора, Борис Петрович Шереметев, был старше Петра ровно на 20 лет. Поначалу его карьера ничем не отличалась от поэтапного возвышения отпрысков других родовитых фамилий. В 13 лет он был пожалован в комнатные стольники — этот придворный чин обеспечивал близость к престолу и открывал широкие перспективы для дальнейшего возвышения. Однако у Шереметева стольничество затянулось. Только в 1682 году, в возрасте тридцати лет, он был произведен в бояре. В дальнейшем Борис Петрович подвизался на дипломатическом и военном поприщах: участвовал в переговорах о Вечном мире в 1686 году и возглавил российское посольство, направленное в Речь Посполитую для ратификации этого договора, затем ездил с дипломатической миссией в Вену. По оценке Н. И. Павленко, Шереметев имел прекрасные данные для исполнения подобных поручений: «Голубоглазый блондин с открытым лицом и изысканными манерами, он обладал качествами, необходимыми дипломату: в случае надобности он мог быть и непроницаемым, и надменным, и предупредительно любезным»(159
). В 1688 году Шереметев командовал войсками в Белгороде и Севске, преграждающими путь набегам крымских татар; в первом Азовском походе 1695 года он действовал на отдаленном от Азова театре военных действий, разоряя турецкие крепости по Днепру, в 1697 — 1699 годах предпринял поездку в Западную Европу. В годы Северной войны Шереметев в чине генерал-фельдмаршала командовал войсками в Прибалтике.Петр Андреевич Толстой также относился к старшему поколению соратников Петра I. Он родился в 1645 году в семье окольничего Андрея Васильевича Толстого. Государственную службу он начал при отце, находившемся с войском на Украине; в 1677 и 1678 годах вместе с ним участвовал в Чигиринских походах. Петр Андреевич ориентировался на фаворита царевны Софьи, князя Василия Васильевича Голицына, что первоначально привело его в лагерь противников юного Петра и его родственников Нарышкиных. Будучи стольником при дворе старшего единокровного брата Петра, царя Федора Алексеевича, Толстой не продвинулся по службе, поэтому решил вернуться к военной карьере и стал адъютантом воеводы Ивана Михайловича Милославского (возможно, приходившегося ему дядей), который привлек его к участию в стрелецком бунте. По рассказам современников, Толстой и Милославский «на прытких серых и карих лошадях скачучи, кричали, что Нарышкины Иоанна Алексеевича задушили»(160
). Это послужило поводом для захвата стрельцами Кремля и расправы с неугодными боярами.После поражения царевны Софьи и «партии» Милославских Толстой не пострадал, хотя Петр I никогда не забывал, что тот когда-то входил в число его политических противников. Петр Андреевич вынужден был постоянно демонстрировать свою лояльность и служебное рвение. Ловким шагом с его стороны стала добровольная поездка в Европу для обучения морскому делу. С нее началась успешная карьера уже пожилого Толстого в окружении Петра Великого. В 1702 — 1714 годах он являлся российским послом в Константинополе, по возвращении из-за границы был назначен сенатором, а еще через три года стал президентом Коммерц-коллегии. С 1718 года он одновременно являлсяначальником Тайной канцелярии, то есть главой политического сыска. Именно он сумел привезти из-за границы царевича Алексея Петровича, а затем возглавил следствие по его делу. Большее доверие со стороны Петра I трудно себе представить. Прошлое Толстого заставляло его служить государю особенно ревностно.
Однажды на пирушке у корабельных мастеров все сподвижники царя сильно напились, и лишь Петр Андреевич оставался трезвым. Он присел у камелька, снял парик, свесил голову и сделал вид, что задремал, а между тем внимательно прислушивался к пьяным откровениям. Царь, ходивший взад и вперед по комнате, указал присутствующим на хитреца:
— Смотрите, повисла голова, как бы с плеч не свалилась.
— Не бойтесь, ваше величество, — отвечал будто бы вдруг очнувшийся Толстой, — она вам верна и на мне тверда!
— А, так он только притворялся! — воскликнул государь. — Поднесите-ка ему стакана три доброго флина (подогретого пива с коньяком и лимонным соком. —
Затем царь слегка ударил Толстого ладонью по голове и добавил:
— Голова, голова! Кабы не так умна ты была, давно б я отрубить тебя велел(161
).