Читаем Повседневная жизнь римского патриция в эпоху разрушения Карфагена полностью

И еще одна черта, делающая рассказ о нем особенно живым. О нашем герое, как нарочно, писали его близкие знакомые: Полибий — его названый отец, Рутилий — близкий приятель, Люцилий — друг, Семпроний Азеллион — офицер. Более того. Цицерон воспитывался среди его ближайших друзей. В их кругу о Сципионе вспоминали так, как мы вспоминаем родителей, дедушек и бабушек. Цицерон знал его привычки, его острые слова, его манеры. Он видел его перед собой как живого. «Сципиона Младшего… мы знаем… по свежим следам», — пишет он (Cic. Tusc., IV, 48). Вот почему рассказы о Сципионе кажутся иногда не историей, а настоящими мемуарами. Мы порой смотрим на него не как на политического деятеля, но как на близкого друга. Мы видим его застенчивым мальчиком, потом юношей и, когда он становится великим полководцем, воспринимаем это с изумлением, словно слыша о подвигах с детства знакомого нам человека.

Цель моей книги — оживить людей той далекой эпохи, чтобы вновь зазвучали их голоса. Я пишу не политическую, не экономическую, не социальную историю — я хочу рассказать, как жили римляне: какая у них была семья и как они воспитывались, как они воевали и как справляли триумф, как добивались они благосклонности народа и как хоронили своих мертвых, как они говорили друг с другом и как держали себя, наконец, чем увлекались и о чем горячо спорили в своих тенистых садах. Мою мечту могут выразить слова Блока:

Так явственно из глубины вековПытливый дух готовит к возрожденьюЗабытый гул погибших городовИ бытия возвратное движенье.

И последнее. Я постоянно сталкивалась с одной трудностью. Я задумывала эту книгу до некоторой степени как продолжение первой. Ведь это повесть о событиях, случившихся через 50 лет после описанных в моей первой книге. Те, кого я оставила мальчиками, стали зрелыми людьми, дети моих прежних героев выросли и совершают великие дела. Как же быть? Повторять целые пассажи из той книги казалось мне неуместным, с другой стороны, каждый раз отсылать к ней читателя значило бы убить самостоятельную ценность второй. Я пошла по среднему пути, наверно, не всегда самому удачному Некоторые события, без которых понимание моего рассказа невозможно, я позволила себе описать заново. Но я не стала объяснять, кто такие Катон или Масинисса.

В заключение я хочу выразить самую глубокую благодарность всем тем, кто помогал мне, советом или дружеским участием при написании этой книги — в первую очередь И. Г. Башмаковой, В. О. Бобровникову и И. Бобровниковой — моим первым читателям, таким внимательным и придирчивым и вместе с тем таким снисходительным и кротким, которые столько раз пускались со мной в увлекательные путешествия по Древнему Риму.[1]

<p>Глава I</p><p>Знатный римский юноша</p>В туманах, под сверканьем рос,Безжалостный, святой и мудрый,Я в старом парке дедов рос,И солнце золотило кудри.А. Блок

Римский патриций старых нравов. Воспитание старое и новое. Римский турист в Греции. Триумф. Рим глазами образованного грека. Римская молодежь знатного происхождения. Обычный способ добиваться популярности. Выезды римских дам, их наряды и колесницы. Имущественные вопросы.

В доме знатного римлянина. Обеды и развлечения. Римский театр. Комедия. Детективная история одного знаменитого поэта. Похороны знатного человека — обряд, поминки. Римский астроном. Путешествие по Италии: харчевни, цены. Война и набор войска.

<p>I</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология