Повседневная жизнь российского спецназа

Потом в Москву. Погрузили в самолет. Но оказалось, что это борт представителя президента в Чечне. Заставили бойцов выгрузить раненого. Один из сопровождающих собровцев грозился всех расстрелять. Но и это не подействовало…

А Рябинков, после труднейшей операции, с задетым пулей легким и застуженными на поле под Первомайским почками, был почти все время в бессознательном состоянии. Его поддерживали обезболивающими уколами, и он видел все вокруг в тумане.

Собровцы сбросились и купили командиру билет на обычный гражданский рейс, из Беслана. А до Владикавказа везли его на «вертушке»…

Лене позвонил заместитель Рябинкова.

— Лена, — начал он, делая паузы между каждым словом. — Ну, жизнь такая… Всякое бывает…

Лена, который раз за эти страшные дни, обмерла, чуть не выронила из рук телефонную трубку.

— Командира сегодня привезут. Он ранен.

Она заплакала. Главное — жив…

В Беслане обычный аэродром. Ходят нарядно одетые люди. Рябинков смотрел на все это с непониманием.

«Как объяснить бойцам? Как объяснить самому себе, что одновременно могут существовать два мира. Один где солнце, яркие платья на девушках, веселые дети, надежды, мечты. И другой мир — где горе, кровь, смерть и грязь. Как совмещать эти миры и при этом остаться человеком?»

И вот — Москва. Полтора месяца в госпитале, потом санаторий.

Врачи предлагали Рябинкову еще одну операцию на позвоночнике. Говорили, что он не сможет нарастить мышечную массу вокруг поврежденных позвонков и они постоянно будут смещаться.

Такое смещение у Рябинкова бывало по нескольку раз в день. Зажимались нервные окончания. Казалось, что сердце тисками сжимают. Рябинков убеждал себя — это просто спазм, невралгия.

Он начал делать упражнения, потихоньку, через боль, как многое, что он делал в своей жизни.

Карташов в то время очень поддержал его. Частенько, как бы невзначай, предлагал съездить вместо него в командировку. Карташов хотел, чтобы Рябинков остался на своем посту. Он знал, что для Рябинкова значат эти четыре буквы — СОБР. И что командир значит для отряда.

Однажды в воскресенье все утро Рябинков мучил себя упражнениями, специальной гимнастикой. Приступы стали реже, но после контузии скакало давление и мучительно болела голова.

«Нет. Все. Комиссуюсь к чертовой матери. Сколько можно? Есть СОБР. Я сделал все, что было в моих силах», — уговаривал он себя.

В соседней комнате дочка занималась на пианино. Готовилась к уроку.

«Ей всего семь лет, — подумал Рябинков. — А с каким упорством она играет гаммы. Собьется и снова начинает. Ошибется чуть и опять… И сын. Сейчас на тренировке. По дзюдо успехи делает. Тоже к цели идет. Хочет в спецназ. И, наверное, ему все удастся».

Гимнастику он все же закончил. Оделся.

— Лен, пойду прогуляться! — крикнул в сторону кухни, накинул куртку и вышел.

Лес не густой, уже осенний. От прудов — они неподалеку — тянет сыростью. Ноги сами вели Рябинкова к базе СОБРа. Она рядом. Двадцать минут ходьбы от дома.

Лена, чтобы получить квартиру, ушла из НИИ на стройку инженером-сметчиком. Потом несколько лет провели на колесах. Обменивали квартиру на квартиру, чтобы, наконец, оказаться поблизости от второго дома Рябинкова — отряда. Лена понимала, как важна для Анатолия работа и что это не просто работа. А мечта, от осуществления которой он счастлив сам и счастливы его друзья-единомышленники.

Рябинков шел по территории, по расположению отряда.

«Мало кто предполагал, когда шел в СОБР, что придется воевать. А пришлось. Из первого набора остались только самые преданные отряду. Сила воли и мужество у них особые», — думал Рябинков, оглядывая хозяйство, на ходу планируя сегодняшний и завтрашний день. Настроение улучшалось. Заботы лечили лучше лекарств.

В одну реку дважды

Странно. Что было сном? Та, первая война или почти три года восстановления после ранения. Снова тот же пейзаж, те же запахи и звуки.

Из Кизляра шли ночью — колонной в глубь Чечни. Темень беспросветная, и свет от фар стекает по дороге, льется по желобку. Группами ссаживают людей с машин.

Рябинков сидел в одной из машин в голове колонны. Страшным сном для него было ранение, а здесь теперь он на своем месте и в самой что ни на есть реальности.

Климат в Чечне — сухой, жаркий. После контузии больше всего подходит. А про море можно забыть, там слишком влажно…

Рябинкова назначили командиром сводного отряда СОБРов восточного направления — это полторы тысячи душ.

Он разделил бойцов на отряды по двести пятьдесят человек. Один сменял другой, давая сменщику время на кратковременную передышку. У Рябинкова таких передышек не было. Словно нырнул под воду и до конца командировки не выныривал и не дышал.

С 11 октября по 10 декабря. Неделями не спал. Шли бои. Зачищались населенные пункты. В районе Гудермеса, Шали…

Много бойцов, новых, необстрелянных, приходилось учить. А учеба на войне дорого стоит.

Не хватало транспорта, людей не хватало. И все вопросы надо было решать срочно… Война не дает времени на долгие размышления и сомнения…

Чеченские дороги таят в себе смертельные сюрпризы.