Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века

Показателен случай с А. X. Бенкендорфом, который после войны 1812 года первым опубликовал свои мемуары в «Военном журнале» — сухие и по-немецки точные. Они прошли почти незамеченными^[256]. Публика отдала предпочтение ярким «Запискам» поэта-партизана Дениса Давыдова, где, мягко говоря, далеко не все верно. Умение приукрасить подвиг становилось важнее самого подвига. Учитывая эту тенденцию, трагическая гибель Грибоедова значила для его славы дипломата куда больше заключенного договора и выплаченной контрибуции. Алмаз «Шах» вырезал на стеклянных сердцах современников: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской…»

Но все могло сложиться иначе, не поведи себя «вазир-мухтар», как Чацкий. В качестве «громоотвода» к полномочному посланнику приставили секретаря посольства И. С. Мальцова — эдакого Молчалина на дипломатической службе. Он был единственным, кто уцелел во время разгрома посольства. А до этого всячески предупреждал посланника о том, что его поведение вызывающе. С точки зрения русской стороны, оказывавшей покровительство уроженцам Армении, персы должны были выдать тех армян, которые хотели возвратиться на родину. Уже восемь тысяч человек перешло границу и обосновалось в Российской империи.

Миссия собиралась в обратный путь, но после прощальной аудиенции у Фехт-Али-шаха к посланнику обратился с просьбой об убежище евнух мирза Якуб Маркарьян, 20 лет назад вывезенный из Еревана, оскопленный, обращенный в ислам и сделавший карьеру казначея. Вскоре к нему присоединились две армянские девушки, жившие в гареме. Согласно букве договора, им следовало дать защиту.

Однако с точки зрения местных жителей, такой поступок был прямым оскорблением шаха. К тому же в руки победителей попадал персидский чиновник, знавший финансовые секреты казны. Живым мирзу Якуба из Тегерана бы не выпустили. Обобранное контрибуцией простонародье оказалось легко подбить на расправу с гяурами, распространяя слухи, что русские посягают не только на деньги, но и на домашнюю жизнь правоверных. При усиленном подстрекательстве англичан погром стал неизбежен.

Неудачу миссии Грибоедова объясняет множество факторов, среди которых дикость «персиян» и иностранный подкуп — не последние. Но личные качества посла не могут быть сброшены со счетов. Решение о предоставлении убежища принимал он. Именно так поступил бы Чацкий. Между тем на главе миссии лежала ответственность не только за трех беглецов, но и за 40 служащих посольства — почти все они погибли.

Что касается Мальцова — Молчалина, то у него, в отличие от посла, нашлись «друзья» с персидской стороны, которые его укрыли. Вопрос о вине Мальцова дискутируется, но, судя по тому, что Николай I, несмотря на горячие мольбы уцелевшего, вторично отправил его с миссией в Персию, царь не поверил в историю чудесного спасения. Вновь выжив, Мальцов ушел в отставку, получил большое наследство и безбедно дожил до старости, владея стекольными и хрустальными фабриками^[257].

Так сложились судьбы реальных людей. Для нас важно, что каждый из них действовал в соответствии с логикой характеров, заявленных в пьесе. Молчалин вышел сухим из воды. Скалозуб «целый век служил», выслужил все возможные награды, но воспринимался как человек скорее везучий, чем способный. А Чацкий погиб, убитый теми, кого презирал. Персидская чернь оказалась более темпераментной и склонной к расправе, чем «московские бабушки».

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ДНЕВНИК ДУБРОВСКОГО

Пусть лучше ломают головы на войне, чем бьют баклуши в резиденциях и делаются ни к чему не годными

Г. А. Потемкин

Тема моего рассказа немного провокативна. Никакого «дневника» Дубровского в природе не существовало, но он мог бы существовать, будь пушкинский персонаж реальным лицом и живи в конкретное историческое время, когда процветал дневниковый жанр.

Поводом для моих размышлений послужил забавный случай. Сын принес на зимние каникулы не совсем стандартное задание по литературе. Написать от имени Владимира Дубровского дневник, в котором фиксировались бы события повести с точки зрения главного героя. Согласитесь, работа весьма творческая, к которой, надо признать, ребенок отнесся со свойственным возрасту легкомыслием. На вопрос, как подступиться к делу, мальчик ответил: «Да очень просто. Понедельник: купил керосину. Вторник: заставил своих разбойников собирать ветки. Среда: обошел имение Троекурова и наметил, где поджигать…» Так или иначе текст был написан, хотя я и побоялась в него заглядывать…

Пушкинский ребус

Однако дальше мои мысли вновь обратились к этому сюжету. Ведь само понятие «дневник» очень тесно связано со временем. Недостаточно сказать: понедельник, вторник, среда, четверг, пятница… Нужно сделать помету: «1 апреля 18… такого-то года. Суббота». И здесь применительно к повести Пушкина возникает закономерный вопрос: а когда, собственно, разворачиваются действия? В какой исторический момент?