Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина

В повседневной жизни воспитывать новообращенную паству приходилось приходским священникам. Отечественные и переводные церковные поучения в принципе не осуждали употребления вина — предполагалось лишь соблюдение меры. В сборнике «Пчела» масштаб застолья измерялся по шкале: «Когда сядешь на пиру, то первую чашу воспиешь в жажду, вторую — в сладость, третью — во здравие, четвертую — в веселие, пятую — в пьянство, шестую — в бесовство, а последнюю в горькую смерть». Ссылки на авторитет одного из отцов церкви, святого Василия Великого, утверждали, что «богопрогневательной» является лишь седьмая по счету чаша, после которой человек «ни се мертв, ни се жив, опух аки болван валяется осквернився». Игумен старейшего на Руси Киево-Печерского монастыря Феодосий (XI век) в своих поучениях беспокоился о том, чтобы отучить христиан от пьянства, «ибо иное пьянство злое, а иное — питье в меру и в закон, и в приличное время, и во славу Божию»^{18}.

Церковь не выступала резко и против народных праздничных обычаев, требуя устранить только наиболее грубые языческие черты. «Горе пьющим Рожанице!» — угрожал новгородский архиепископ Нифонт (1131 — 1156) тем, кто продолжал праздновать в честь языческих богов^{19}. Сто лет спустя митрополит Кирилл (1247—1281) запрещал «в божественныя праздники позоры некаки бесовския творити, с свистанием и с кличем и воплем, созывающе некы скаредные пьяници, и бьющеся дреколеем до самыя смерти, и взимающе от убиваемых порты»^{20}.

Руководство церкви вынуждено было строго следить за поведением самих пастырей; ведь именно приходские священники должны были быть «во всем по имени своему свет миру» и прививать людям нормы христианской нравственности. «Вижу бо и слышу, оже до обеда пиете!» — уличал новгородских священников архиепископ Илья (1165—1186), поясняя, что по примеру нерадивых отцов духовных их прихожане сами пьют «через ночь» напролет^{21}.

От слов переходили к дисциплинарным взысканиям. «Аще епископ упиется — 10 дней пост», — гласило правило митрополита Георгия (1065—1076). Однако требования к «упившемуся» попу были более жесткие, нежели к епископу: архиерей во искупление должен был поститься 10 дней, а священника могли и сана лишить. Хотя другой юридический кодекс, церковный устав Ярослава Мудрого (1019—1054), предусматривал ответственность епископа в случае, если подчиненные ему священнослужители «упиются без времени».

Бедный древнерусский батюшка, конечно, знал, что принимать хмельное можно только «в подобное время»; но как было избежать приглашений прихожан на брачные и иные пиры с их необходимым дополнением — плясками и прочими «срамными» развлечениями? «Отходи прежде видения!» — требовало от попа «Поучение новопоставленному священнику»; но на практике это руководство было трудноисполнимо, особенно если звал сам князь. Такие пиры могли затянуться надолго. В 1150 году во время очередной войны за Киев между Юрием Долгоруким и его племянником Изяславом Мстиславичем войско Изяслава смогло занять мощную крепость Белгород без боя, потому что сидевший там сын Долгорукого Борис «пьяше с дружиною своею и с попы белогородьскыми» и не заметил появления противников.

Боролась церковь и с пьянством среди мирян. Судя по сохранившимся требникам, в XV веке в чин исповеди при перечислении грехов был включен специальный вопрос «или упился еси без памети?» с соответствующей епитимией в виде недельного поста. «Упивание» в корчме или самодельное изготовление хмельного на продажу («корчемный прикуп») наказывались даже строже — шестимесячным постом^{22}.

Церковное право стремилось оградить интересы законной жены пьяницы: она получала редкую возможность развода (и всего только три года церковного наказания — епитимий), если непутевый муж расхищал ее имущество или платье — «порты ее грабити начнет или пропивает». По нормам Русской Правды XI—XII веков купца, погубившего в пьянстве чужое имущество, наказывали строже, чем потерявшего его в результате несчастного случая. Такого пьяницу разрешалось даже продать в рабство. Впоследствии эта правовая норма без изменения перешла в Судебники 1497 и 1550 годов. Та же Русская Правда делала общину ответственной за убийство, совершенное кем-либо из ее членов в пьяном виде на пиру в таком случае соседи были обязаны помочь виновному выплатить штраф-«виру». Вотчиннику-боярину запрещалось бить в пьяном виде, то есть «не смысля», своих зависимых людей — «закупов». Подразумевалось, что эту процедуру можно совершать только в трезвом состоянии и «про дело»; хотя трудно представить, как эти условия могли соблюдаться в повседневной практике средневековой вотчины.

Неодобрительное отношение к нарушениям традиций можно отметить и в фольклоре. В новгородских былинах гибнет противопоставивший себя обществу буйный гуляка Василий Буслаев, звавший своих товарищей

<…> Не работы робить деревенский,
Пить зелена вина безденежно;

терпит поражение и другой герой — Садко, который на пиру