Насколько эффективны эти меры, покажет время. Пока же ясно, что алкогольный рынок по-прежнему далек от совершенства: к сожалению, у нас еще не слишком много цивилизованных производителей, да и потребитель не готов принципиально не пить сомнительную продукцию по 40—50 рублей за бутылку Россияне стали больше пить и меньше есть, тем более что с 1992 года повышение стоимости спиртных напитков отстало от роста цен на другие продукты: водка стала стоить в два раза дешевле колбасы (в 1984 году была соответственно в два раза дороже). Это обстоятельство, наряду с другими причинами, вызвало рост потребления спиртного.
Если верить данным о потреблении на душу около 14—16 литров спирта в год, то получается, что на взрослых мужчин приходится около 80—90 литров — почти по бутылке водки через день. При этом больше других пьют военные, рабочие и сельские жители, их руководители и «новые русские» — те, кто испытывает сильные психологические перегрузки, и те, кому уже нечего терять{160}. Россия уже обогнала по этому показателю не только традиционного лидера — винодельческую Францию (11,9 литра чистого спирта на душу), но и недавно «обошедшую» ее Германию (12 литров). Наше «превосходство» над Европой усиливается за счет низкого качества спиртного и описанной выше манеры потребления, тогда как среднестатистический немец ежегодно выпивает 140 литров пива, 27 литров вина и только 10 литров — напитков покрепче.
По данным компании «Business Analytica Europe Ltd.», специализирующейся на исследованиях в области потребительского рынка, у нас выпивается порядка 400 миллионов декалитров водки в год; при этом с самогоном успешно конкурирует дешевая подпольная водка, занимающая 70 процентов водочного рынка{161}. Но и самогон, особенно на селе, прочно удерживает позиции. Сотрудники НИИ наркологии Минздрава РФ в трех типичных областях страны — Воронежской, Нижегородской и Омской — выбрали по 25 типичных сельских семей, фиксируя во время еженедельных посещений рассказы о том, кто, где, с кем и сколько выпил. Выяснилось, что до 90 процентов жителей деревни предпочитают самогон напиткам заводского изготовления, поскольку он значительно дешевле (стоимость собственноручно изготовленной поллитровой бутылки составляла в 2001 году около 12 рублей); к тому же 70 процентов образцов исследованного самогона по качеству не уступали напиткам заводской выделки. Но в целом за год деревня выпивала меньше, чем принято считать — около 7 литров на душу в пересчете на чистый спирт, а не 13, как полагали эксперты{162}. Разница в подсчетах свидетельствует, что в современной России ни у медиков, ни у «компетентных органов» нет четких представлений о том, кто, как и сколько пьет.
На этих последних страницах не будет вывода о необходимости противостояния пьянству и алкоголизму. Предлагать новые пути и методы такой борьбы — дело профессионалов социальных служб; мы же вполне осознаем свою некомпетентность в вопросе ее практической организации, а также приносим извинения за возможные (и даже неизбежные) погрешности, особенно при оценке из вторых рук алкогольной ситуации в стране за последние годы. Иные исследования, очевидно, могут привести к более оптимистичным — или, наоборот, совсем печальным — выводам.
Мы же стремились показать, что представления об исконной предрасположенности русской нации к пьяному «веселию» — это миф, ибо исторически у разных этносов складывались различные типы потребления спиртного, но «изначально пьющих» народов не было, как не было и непьющих. Прогресс породил не только великие географические открытия, книгопечатание и искусство Высокого Возрождения; переход от патриархально-средневековой регламентации быта к Новому времени сопровождался и иными вехами, в том числе качественным сдвигом в массовом производстве и потреблении крепких спиртных напитков. За успехи европейской цивилизации было заплачено и катастрофическими взлетами пьянства то в одной, то в другой стране. Немцы — современники Ивана Грозного и Михаила Романова — едва ли являли собой образец трезвости для подражания своим восточным соседям, которые только к середине XVI века стали в массовом порядке приобщаться к «водочной культуре».