Повседневная жизнь русского провинциального города в XIX веке. Пореформенный период

В большинстве провинциальных городов городская дума и губернское правление делили одно здание на двоих — отчасти из экономии, а частью затем, чтобы госслужащие и общественность могли приглядывать друг за другом. Логичным образом все в том же главном здании располагались и присутственные места чиновников. Одним словом, это был большой правительственный дом, в котором проходили официальные, полуофициальные и совершенно неофициальные события. Порой было непонятно, к какому именно разряду событие отнести.

Вот, к примеру, случай из жизни кронштадтской городской думы, описанный протоиереем П. Левинским: «На особом столе приготовлена была закуска. Все закусили и заняли свои места за столами. Обед начался. Вдруг входит почему-то запоздавший генерал Николай Александрович Чижиков, в то время вице-президент Кронштадтского попечительного о тюрьмах комитета, и с некоторым смущением один направляется к столу с закуской. Никто из нас не догадался встретить пришедшего, а отец Иоанн, сидевший во главе стола, сейчас же поднялся со своего места и пошел к нему навстречу. Мало того: с неподражаемым радушием сам повел запоздалого гостя к столу с закусками, налил ему вина и сам выпил вместе с ним, разговаривая, поджидал его у стола, пока тот не кончил закусывать, и вместе с ним сел за обеденный стол, предоставив ему место рядом с собой».

Правда, в итоге слегка сбилась вся обеденная церемония, но зато Иоанн Кронштадтский (а это был, разумеется, он) проявил заботу о госте.

Ну и какого плана это происшествие? Официальное? Неофициальное? Житийное?

Конфигурация и логистика правительственных помещений были подчас самые неожиданные. Один владимирский мемуарист писал: «Мы видим перед собой двухэтажное деревянное старое здание с двухскатной крышей. В нем помещались: наверху Городская Дума, в нижнем этаже манеж, то есть городской караульный гарнизон; рядом стоял дом с пестрой деревянной будкой для часового с небольшим колоколом для сигнала. Рано утром и по вечерам наше внимание привлекали разводы караулов под барабан с исполнением гимна и чтением молитв, после чего дежурный караул отправлялся на место дежурств в острог и арестантские роты, а также для охраны военных пакгаузов в самом городе и на его окраине».

То есть главные чиновники Владимира, по сути говоря, сидели в конюшне!

Но самая, пожалуй, колоритная правительственная постройка находилась в городе Ростове-на-Дону. Она и называлась соответствующим образом — Городской дом. Он появился на Большой Садовой улице в 1899 году. Эта постройка административна по определению — она предназначалась специально для ростовской думы и управы. Перед архитектором Померанцевым, незадолго до того прославившим себя постройкой московского ГУМа (в то время — Торговых рядов), заранее поставили задачу сделать дом самый красивый в городе. Что он и выполнил — в традициях своей эпохи, разумеется. Не пожалели денег на иллюминацию — установили на фасаде около тысячи «лампочек накаливания разных цветов… в металлических звездах и инициалах… с добавлением двух звезд и гирлянд к ним до крайних балконов». Словом, отстроили, на радость жителям, роскошное и не лишенное притом изящества сооружение. А также совершеннейший объект для всевозможных анекдотов и насмешек.

Как известно, отношение русского человека к высокопоставленным чиновникам отнюдь не восхищенное. Это — увы, традиция, к тому же постоянно укрепляемая поведением самих руководителей народной жизни. Город Ростов, конечно, не был исключением и, более того, в силу типично южной откровенности и темпераментности стоял в этом отношении одним из первых.

О бессмысленности (если не зловредности) трудов ростовских думских деятелей было даже сложено стихотворение:

В собраньях думы прения ведутся,
Работает исправно там язык.
Слова текут, бесплодно льются, льются,
Их поглощает жадный Темерник.

(Заметим в скобках, что Темерник — всего лишь узкая речушка, протекающая через город.)

Некомпетентность высокопоставленных ростовчан была темой очень популярной среди жителей. Если верить местной прессе, то эта некомпетентность подчас доходила до элементарной и, безусловно, позорной неграмотности. Вот, например, фельетон из «Приазовского края», в котором журналист (псевдоним — Пикквик) моделирует свою беседу с неким думцем:

«— Зачем вы, господин Пикквик, употребляете в своих «Злобах дня» оскорбительные выражения по адресу почтенных людей?

— Какие выражения?

— Да вот вы недавно назвали одного гласного думы гуманистом. Разве же так можно? Ведь это заслуженный человек, первой гильдии купец и потомственный почетный гражданин…

— Но откуда же вы взяли, что слово «гуманист» — оскорбительное слово?

— Ну уж оставьте! Вы в самом деле думаете, что мы, коли не учились в гимназиях да университетах, так, значит, и совсем невежды?»