Повседневная жизнь русского провинциального города в XIX веке. Пореформенный период

Во Симбирским городу,
Э-эй, да во Симбирским, скажем, городочке,
Э-эй, в воспитательным дому,
В воспитательным дому,
Э-эй, да в воспитательным, скажем, домочке,
Эх, чего видел, вам я скажу,
Чего видел, вам я скажу.
Э-эй, да видел девушку я в наряду,
Эх, лет семнадцать Дуняшу;
Лет семнадцать Дуняшу,
Э-эй, да лет семнадцать, скажем, лет восемнадцать.

И дальше — о том, как эта Дуняша красиво ходила, какое красивое платье носила, какой прекрасный сарафанчик на ней был, какие «разкозловы башмаки», да как она плясала и глядела на море. Откуда именно взялось в Симбирске море — не совсем понятно. Однако на том море плавало пять сотен кораблей, и в каждом находилось по пять сотен человек.

Такая вот научная фантастика.

Дурной славой пользовался так называемый приют Ермакова, находившийся в городе Муроме. «Это благотворительное заведение открыто при богадельном доме и устроено г. Ермаковым со всеми удобствами; отличаясь наружною обстановкой, оно, вместе с тем, может похвалиться и в воспитательном отношении: при нем находятся няньки, кормилицы, доктор и за исправным состоянием его постоянно наблюдает благородная дама. К сожалению, при всем родительском попечении о несчастных детях, они скоро расстаются с жизнью… Хотя это явление весьма грустно, однако открытый у нас приют по справедливости можно отнести к одному из благодетельнейших заведений».

В 1901 году та же газета извещала: «Этот приют, весьма симпатичный по идее, страдает существенным недостатком — высокой смертностью помещаемых в него детей».

В чем были причины этой дьявольской закономерности, установить так и не удалось.

При этом сам городской голова Алексей Ермаков был личностью положительной. Еще при его жизни «Владимирские губернские ведомости» посвятили ему вот такой панегирик: «Везде опрятность, чистота, благоустройство! Точно по мановению волшебного жезла обремененный годами старец внезапно превратился в красивого юношу, полного жизни, силы, энергии. А между тем это дивное превращение совершилось так быстро, так просто, почти незаметно. Для этого достаточно было горячего усердия одного лица, одушевленного патриотическими стремлениями к пользе общей, а и вот в самое короткое время Мурома узнать нельзя; он ожил, расцвел и по красоте своей и удобствам для жизни опередил многие города губернские, казною и многолюдством богатые… Подвиг Алексея Васильевича Ермакова, принесшего в дар Мурому не частицу только, а большую половину состояния своего, поистине есть великий гражданский подвиг! Его чистая, благородная, удивления и подражания достойная и в наше время столь редкая жертва еще более получает значения тем, что улучшение Мурома не вовлекло городское общество ни в какие издержки. Славное имя Алексея Васильевича не только во всех концах России, но и в чужих краях с уважением произносимое, а для Мурома составляющее гордость и украшение, пребудет незабвенно в самом отдаленном потомстве».

На смерть городского головы было написано трогательное стихотворение:

Сыплют золото иные
Лишь на прихоти пустые.
Здесь истрачено оно
Благодетельно, умно.

Быть богатым не загадка;

Но быть умным мудрено,
И богатство часто шатко,
Если глупому дано.

Слава, слава Ермакову,

Память вечная ему.

Дети в приюте, однако, умирали по-прежнему.

Благотворительность для взрослых была развита не меньше детской. А может быть, даже и больше — никто же не сравнивал. Имела она самые разные формы. Вот, например, в Череповце существовал Дом Трудолюбия. В статистических сведениях начала XX века о нем сообщалось: «Дом Трудолюбия в Череповце один, находится в ведении попечительского общества. Цель общества — приходить на помощь бездомным и не имеющим заработка, вышедшим из школ молодым людям, не имеющим определенных занятий, освобожденным из заключения и проч.».