Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья

Замысел «дороги царей» остался незавершенным. Застроить весь проспект Мира в стиле сталинского ампира попросту не успели. После кончины Сталина новые правители начали борьбу с «архитектурными излишествами». И вот среди облаченных в тяжелые имперские доспехи исполинов появились здания такого же гигантского роста — но без доспехов. Замешавшись в сталинском строю, они производят довольно странное впечатление. Словно в ряду стоят те же легионеры, но — голые, только что выбравшиеся из реки забвения.

Бесцеремонный Хрущев решил по-своему распорядиться выставочным наследием. В строго размеренное сакральное пространство сталинского храма коммунизма он буквально втиснул новый мемориальный проект, призванный увековечить великие достижения СССР под его скипетром. К этим достижениям за исключением анекдотической кукурузы, унылых пятиэтажек и развеянной степным ветром казахстанской целины можно было отнести только одно — «освоение космоса». Оно-то и стало темой хрущевской инсталляции.

Отвергнув имперскую атрибутику, «хрущевская оттепель» не создала собственного «высокого стиля». На этом перепутье и родился незатейливый замысел космического мемориала. В перспективе проспекта Мира Хрущев поставил не пирамиду или храм-мавзолей «отца народов», не стоэтажный Дворец Советов или гигантскую скульптуру, а всего лишь сверкающую жестяным блеском выгнутую мачту с веретеном-ракетой на вершине.

Космический мемориал по своей сути не далеко ушел от школьных наглядных пособий. Ракета над Циолковским, Циолковский под ракетой, музей под Циолковским… «Аллея космонавтов», где памятники ученым и первым космонавтам похожи на надгробия с Новодевичьего кладбища…

Новое сакральное субпространство «освоение космоса», расширяясь, порождало и новые сооружения с соответствующими названиями. Рядом с ракетой, на косогоре, построили кинотеатр «Космос»… На соседней улице открыли дом-музей создателя первых советских ракет С. П. Королева. А на другой стороне проспекта Мира поднялась огромная гостиница. Нетрудно догадаться, что имя ей дали, соответствующее месту, — «Космос».

Все улицы в округе получили названия, так или иначе связанные с темой «освоения космоса». Улица Королева, Кибальчича, Цандера, Звездный бульвар и даже Ракетный бульвар… Недоставало только небольшого космодрома…

* * *

Прошли времена «достижений народного хозяйства». Дух отлетел. Сакральное пространство распалось. И на его руинах стало произрастать всё то, что кому-то вздумалось посадить. Перед гостиницей «Космос», вероятно, вспомнив о ее всеми забытом французском происхождении, поставили памятник генералу де Голлю. Почему де Голлю, а, скажем, не Вольтеру? Или Иосипу Броз Тито? Ведь строили эту гигантскую подкову нанятые французами югославские рабочие… Или космонавту Нейлу Армстронгу, наконец? Бог весть… Поставили — и ладно. Время абсурда — не время вопросов.

Так и стоит долговязый генерал-президент перед гостиницей, в которой никогда не жил, и, вытянув шею, смотрит в сторону Выставки, на которой никогда не бывал…

А над всем этим, словно хвост гигантской рептилии, изгибается бетонное русло, по которому с ревом несется апокалипсический поток…

Глава двадцать девятая. Алексеевское

Словно желая ободрить путника после гнетущих впечатлений заброшенного храма коммунизма, на другой стороне дороги вдруг открывается прекрасная старинная церковь. Она гордо и даже несколько вызывающе стоит на возвышенности, открытая всем угрозам и безумствам мира сего.

Каким чудом она уцелела здесь, по соседству с богоборческими монументами, среди хрущевских слепорожденных близнецов?! Можно увидеть в этом игру случая, а можно — милость Божью.

Но как бы там ни было — перед нами Тихвинская церковь села Алексеевского, один из лучших храмов допетровской Москвы.

Трудно передать словами то сложное и отрадное чувство, которое испытываешь при виде старинного православного храма. Эти стены излучают не только красоту, но и надежду. Значит, не все еще потеряно, украдено, забыто… Вот что говорил об этом в начале XX века один из самых тонких ценителей русской старины Г. К. Лукомский.

«Большое счастье любоваться художественностью архитектуры прежних времен, ощущать всю необходимость ее в укладе нашей жизни; радостно увидеть волшебно выделяющиеся на темном фоне усыпанного звездами неба стройные силуэты колоколен, приземистые шатры звонниц, мерцающие золотом главы, белеющие колонны портиков и арки стареньких крылечек…

…Бывают, конечно, моменты, когда и в наше время с особенной силой можно почувствовать необходимость этой красоты строительства. И мы знаем об этой необходимости, мы не можем себе представить, что было бы, если бы от нас отняли всю эту, созданную веками и предшественниками, строительную красоту, но мы бессознательно, и потому неблагодарно пользуемся, однако, ею и при том мы не создаем ничего приближающегося по художественной ценности к образцам старины, да едва ли и будем в состоянии когда-нибудь создать что-либо подобное.