Повседневная жизнь русского средневекового монастыря

В одной свитке Мисаил отправился в обитель, неся свои вещи в узле. На дворе было темно; монах, не протрезвев до конца, вскоре вышел на берег реки и нечаянно сорвался в воду, успев зацепиться руками за кромку льда. Сначала он подумал, что все происходит во сне. Но увидев, как вода захлестывает его, испугался всерьез и стал кричать. Вокруг не было ни души. Мисаил понял, что наступает конец его беспутной жизни, и стал молиться. Перебрав в уме всех угодников Божиих, каких знал, монах вспомнил наконец о преподобном Александре Ошевенском. «О преподобие отче Александре, — взмолился он. — Избавь меня от горького часа смертного, не воздавай мне по моему неверию, но помоги как чудотворец. И тогда и я буду проповедником твоих чудес!» (РГБ. Унд. № 276. Л. 128 об. — 129). В ту же минуту Мисаил ощутил какую-то опору под своими ногами и сумел вылезти на лед по грудь. Но лед затрещал, и монах опять пошел ко дну. Тут он закричал во весь голос: «Великий чудотворец Александр! Избавь меня от напрасной смерти!» Он вынырнул из воды и по пояс оказался на льду. Хватаясь за снег и лед, он кое-как дополз до берега, сбив руки и ноги в кровь. Сапоги его утонули в воде. Не помня себя, босой инок добрался до близлежащего села, где отогрелся у некоего Ивана. На рассвете Мисаил и Иван пришли на место ночного происшествия и увидели, что одежда не утонула, а примерзла одним рукавом ко льду. Глубина реки в этом месте оказалась равна четырем саженям.

Можно задаться вопросом: зачем авторы житий рассказывали такие истории из монашеской жизни? В отличие от нас они понимали, что с человеком может случиться всякое, и не торопились с выводами. Для агиографа всегда был важен конечный результат, то, как человек сумел преодолеть свое искушение. Вот и автор этого Жития заметил, что написал о Мисаиле не в осуждение иноку, а чтобы рассказать, какое чудо сотворил преподобный Александр для вразумления монаха. Да и сам Мисаил, поведав братии о случившемся с ним, навсегда бросил пить.

Много лет в больнице Волоколамского монастыря подвизался монах Исихий: он безропотно ухаживал за больными иноками, стирал свитки, переодевал и кормил больных. Однажды монах решил пойти в соседнее село выпить пива, хотя устав строго запрещал выходить из обители без благословения. В селе монах выпил одну кружку, а когда потянулся за второй, руки его затряслись и он упал без чувств. Так без сознания его и принесли в монастырь. Игумен и братия, не понимая, в чем дело, стали молиться об Исихии. После водосвятного молебна тот едва смог рассказать, что с ним случилось. Покаявшись, он стал понемногу двигаться и постепенно вернулся к своему послушанию в больнице. До конца своей жизни он честно подвизался в обители, но некоторые телесные недостатки — последствие удара — сохранились в его облике (ВМЧ. Сентябрь. Стб. 408).

Бывало, что наказание за грехи постигало не только отдельных иноков, но и весь монастырь. 10 мая 1642 года Иоанн, трудник Соловецкого монастыря, о котором уже неоднократно упоминалось выше, молился ночью в общей келье. Когда все уснули, ему явился преподобный Иринарх Соловецкий и предупредил: «Скажи игумену, что старцы живут неподобно, и будет за это Божие наказание. На Пятидесятницу выпадет большая снежная туча и наступит мороз. Пусть игумен и братия молятся Богу и ходят около монастыря крестным ходом, и поют молебен Спасителю, Пресвятой Богородице и преподобным Зосиме и Савватию. А если меня не послушают <…>, то до самого Ильина дня монастырские и мирские лодки на промыслы и по иным делам выйти не смогут» (РНБ. Соф. № 542. Л. 332 об. — 333). Иван рассказал о видении монахам, но никто ему не поверил. В Троицкую субботу внезапно налетела сильная буря, повалил снег. Он шел, не переставая, три дня. Потом ударил сильный мороз, так что снег не таял около двадцати дней. Тогда один из иноков по имени Трифон, а по прозвищу Корешок, вспомнил о словах Иоанна и рассказал все игумену Маркеллу (впоследствии тот стал архиепископом Вологодским и Великоустюжским).

Игумен призвал к себе Иоанна. Услышав лично от него рассказ о видении, он повелел устроить крестный ход вокруг монастыря, служить молебен над ракой преподобных Зосимы и Савватия, а над могилой игумена Иринарха — панихиду (святой тогда еще не был прославлен). Когда отзвучала «Вечная память» на панихиде, внезапно пошел дождь и стало тепло. Дождь лил целый день, а наутро наступила такая жара, что озеро растаяло, а морская бухта очистилась от льда (Там же. Л. 333).

О каких «неподобных делах» говорил Иоанну игумен Иринарх? Мы можем судить об обстановке в обители по грамотам царей Михаила Феодоровича и Алексея Михайловича, отправленным на Соловки незадолго до событий, описанных в Житии.