Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн

«В пять часов утра я был уже на ротном дворе; двое гатчинских костюмеров, знатоков в высшей степени искусства обделывать на голове волоса по утвержденной форме и пригонять амуницию по уставу, были уже готовы; они мгновенно завладели моею головою, чтобы оболванить ее по утвержденной форме, и началась потеха.

Меня посадили на скамью посредине комнаты, обстригли спереди волосы под гребенку, потом один из костюмеров, немного менее сажени ростом ^{64}, начал мне переднюю часть головы натирать мелко истолченным мелом; если Бог благословит мне и еще 73 года жить на сем свете, я этой проделки не забуду!

Пять минут и много шесть усердного трения головы моей костюмером привели меня в такое состояние, что я испугался, полагая, что мне приключилась какая-либо немощь: глаза мои видели комнату, всех и всё в ней находившееся вертящимся. Миллионы искр летали во всем пространстве, слезы текли из глаз ручьем.

Я попросил дежурного вахтмейстера остановить на несколько минут действие г. костюмера, дать отдых несчастной голове моей. Просьба моя была уважена, и г. профессор оболванивания голов по форме благословил объявить вахтмейстеру, что сухой проделки на голове довольно, теперь только надобно смочить да засушить; я вздрогнул, услышав приговор костюмера о голове моей. Начинается мокрая операция. Чтобы не вымочить на мне белья, меня, вместо пудроманта, окутали рогожным кулём; костюмер стал против меня ровно в разрезе на две половины лица и, набрав в рот артельного квасу, начал из уст своих, как из пожарной трубы, опрыскивать черепоздание мое; едва он увлажил по шву головы, другой костюмер начал обильно сыпать пуховкою на голову муку во всех направлениях; по окончании сей операции прочесали мне голову гребнем и приказали сидеть смирно, не ворочать головы, дать время образоваться на голове клестер-коре; сзади в волоса привязали мне железный, длиной восемь вершков, прут для образования косы по форме, букли приделали мне войлочные, огромной натуры, посредством согнутой дугою проволоки, которая огибала череп головы и, опираясь на нем, держала войлочные фалконеты с обеих сторон, на высоте половины уха.

К девяти часам утра составившаяся из муки кора затвердела на черепе головы моей, как изверженная лава вулкана, и я под сим покровом мог безущербно выстоять под дождем, снегом несколько часов, как мраморная статуя, поставленная в саду.

Принялись за облачение тела моего и украсили меня не яко невесту, но как чучело, поставленное на огородах для пугания ворон. Увидев себя в зеркале, я не мог понять, для чего образовали меня из вида человеческого в уродливый огородного чучелы» ^{65}.

По вступлении караула в Зимний дворец к Тургеневу подошел Аракчеев, суровым голосом потребовавший немедленно явиться к государю. Гулкий шаг по узорному паркету дворца — и вот молодой унтер пред глазами самодержца. Павел Петрович милостиво обошелся со своим новым ординарцем и, потрепав его по плечу, заметил: «Эта одежда и Богу угодна, и вам хороша».

Отныне это, более чем странное облачение приходится напяливать на себя офицерам Русской армии. Что же то была за одежда и почему вместо удобных и красивых мундиров, не только украшавших русского воина, но и подчеркивавших его фигуру во всей природной стройности, появляется почти ярмарочный балахон сомнительного назначения? Виной тому «Гатчинские войска», а точнее, безоглядная любовь Павла Петровича к армии Фридриха Великого.

Так что же являли собой эти самые «гатчинцы», или, как их еще называла Екатерина II, «дедушкина армия»? То был совсем небольшой отряд всех родов войск, сформированный в Гатчине и Павловске великим князем Павлом Петровичем в бытность его наследником престола.

Отряд гатчинцев предназначен был служить своеобразным эталоном, лекалом при преобразовании на прусский лад всей армии. Основой для него послужили две команды по 30 человек каждая, сформированные еще в 1782 году для содержания караулов в самом Петербурге (на Каменном острове) и в Павловске. Общее командование осуществлял некто Штейнвер. Барон, капитан-поручик, немецкий выходец.

С годами отряд рос и ко дню вступления Павла I на престол насчитывал уже 2500 солдат. К тому времени на гатчинском плацу маршировало 6 рот трехротных батальонов и одна рота пеших егерей. Гарцевали конники трех кавалерийских полков: жандармского, или кирасирского, драгунского и гусарского, одного казачьего эскадрона (именно эскадрона, а не сотни). Имелась и своя артиллерия: одна артиллерийская рота, в расчет которой входили 12 полевых и 46 «поместных орудий», а также и одна мортира. А поскольку армия прибрежной страны немыслима без флота, к отряду была причислена еще и маленькая озерная флотилия.