Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

Во время проведения съезда не дремала и Комгруппа Президиума. Когда поэты-коммунисты во главе с А. Безыменским решили «проработать» Бухарина на съезде из-за его «теперешних суждений и прежних ошибок», их намерение осудили, заявив о недопустимости предварительных групповых совещаний и политических обобщений[75].

Эффективность подобных предупреждений подтверждается и следующим эпизодом: «Федор Гладков пригласил Кириленко и других украинских писателей (преимущественно коммунистов) „пить чай“. Встреча не состоялась, так как приглашенные решили, что их могут обвинить в групповщине, на необходимость борьбы с которой в самой резкой форме им было указано на совещании делегации»[76].

Но все же, естественно, неформальные встречи писателей проходили — ведь не все они были настроены скептически по отношению к съезду. Многие испытывали эмоциональный подъем, который хотели выразить, другие, пользуясь счастливым случаем, обсуждали с коллегами творческие планы. П. Бровка вспоминал: «У нас, молодых, тогда было много незабываемых встреч. Мы восторженно следили за стариками, прислушивались к ним, а по вечерам собирались у кого-либо в гостиничном номере, а то и в небольшом подвальчике-ресторанчике на Тверской, ныне улице Горького»[77].

Еще одно воспоминание о неформальной встрече во время работы съезда принадлежит С Голованивскому: «Помню, что при выходе на улицу ко мне подошел А. И. Безыменский и тихонько попросил прийти в восемь часов к нему: соберутся и другие товарищи»[78]. Автор воспоминаний несколько опоздал на встречу. Когда он пришел, то понял, что попал не на ужин, как предполагал, а на импровизированное собрание. Там были Д. Бедный, И. Кулик, А. Жаров, А. Сурков, А. Прокофьев, М. Светлов, С. Кирсанов и другие, с которыми С. Голованивский был не знаком. Они обсуждали творческие вопросы.

Политические разговоры в кулуарах съезда становились известными власти благодаря осведомителям. Критика работы съезда велась делегатами и «справа», и «слева». Например, Семенко заметил: «И мы сидим и аплодируем, как заводные солдатики, а подлинные художники слова, борцы за национальную культуру гниют где-то в болотах Карелии и в застенках ГПУ»[79].

Критика с совершенно иных позиций звучала из уст П. Орешина: «Что можно ожидать от Бухарина, если он провозглашает первым поэтом бессмысленного и бессодержательного Пастернака… А то, что кругом кипит борьба, что революция продолжается, — об этом совершенно забыли».

В письме А. Жданова И. Сталину можно прочесть следующие строчки: «Съезд хвалят все вплоть до неисправимых скептиков и иронизеров, которых так немало в писательской среде»[80]. Но в первые дни работы съезда его организаторы испытывали серьезные опасения за его работу, так как он начинался с докладов, которые превращали съезд в скучнейшую процедуру. Поэтому многие делегаты бродили по кулуарам, а оживление происходило только во время прений.

Во время проведения съезда партийное руководство сообщило А. Щербакову, что его хотят «перебросить» в ССП. Радости у него это назначение не вызвало, в своем дневнике он записал: «„Мы вас [сказал Л. Каганович] хотим послать секретарем союза писателей“. Тут я действительно обалдел… Сейчас же мне было предложено пойти на съезд, начать знакомиться с писательской публикой»[81].

Одним из важнейших вопросов съезда было развитие национальных литератур и их взаимодействие с русской культурой. Первоначально в повестке дня этого вопроса не было. Но затем М. Горький собственноручно включил в план работы съезда доклады, посвященные украинской, белорусской, грузинской, татарской и другим национальным литературам[82]. В дело вмешался и сам И. Сталин. Вот свидетельство об этом Б. Жгенти: «…В период пребывания в Москве М. Торошелидзе был приглашен И. В. Сталиным, который пожелал ознакомиться с положениями доклада, предназначенного для прочтения на съезде. По возвращении в Тбилиси М. Торошелидзе срочно собрал тогдашнее руководство Союза и подробно рассказал нам о содержании этой беседы…

— Как? Вы скажете съезду, что грузинский народ только после Октябрьской революции обрел возможности творчества, а до той поры ничего не создал в области культуры?.. Передайте грузинским писателям от моего имени, что, если они не могут [создать] нечто подобное тому, что создали наши предшественники в области культуры и литературы, пусть хоть окажутся в состоянии показать это наследие»[83].

Прямо скажем, неглупое замечание. Пожелание Сталина было воплощено в жизнь: после съезда начался массовый перевод произведений национальных писателей на русский язык, а русских — на языки народов СССР.

В советское время было не принято соизмерять идейную значимость проводимых масштабных мероприятий с материальными затратами и организационными усилиями. Сохранившиеся архивные документы позволяют нам взглянуть на съезд и с этой стороны, тем более что отсюда открываются некоторые важные бытовые аспекты писательской жизни.