Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Нетрудно догадаться, кто именно имелся в виду под «литературным власовцем» – лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын. В чем только его не обвиняли, – даже в «продаже Родины», в связи с чем вспомнилась фраза одного из героев фильма Эльдара Рязанова «Гараж»: «Попрошу факт продажи Родины зафиксировать в протоколе!» Картина 1979 года отчасти напоминает и погромные собрания Союза писателей – там ведь тоже исключали… Можно по-разному относиться к Солженицыну, некоторые до сих пор не могут принять ни личности писателя, ни его творчества. Нельзя не подивиться другому обстоятельству – огромная страна, занимающая одну шестую части суши, имеющая одну из самых больших армий в мире, вооруженная атомными бомбами, объявила войну одному-единственному человеку будто Наполеону с его армией «двунадесять языков», Чингисхану с его ордой или враждебно настроенному блоку НАТО. А человек этот – всего лишь писатель, фронтовик, жертва политических репрессий, имеющий свое мнение, пусть и не совпадающее с официальным.

У некоторых советских людей с хорошей памятью, прочитавших эту газету с соответствующими публикациями, могло сложиться впечатление, что началась вторая серия 37-го года. Судите сами: 26 января 1937 года та же «Литературная газета» вышла с передовой статьей «Нет пощады изменникам!», требующей расстрела участников «параллельного троцкистского центра». Меня в этом газетном номере особенно поразило то, что рядом с передовицей на первой же полосе напечатана статья «Неизвестные материалы о Пушкине». Иными словами, столетие гибели Александра Сергеевича Пушкина и процесс над врагами народа подаются как равнозначные информационные поводы, приучая читателей к обыденности происходящего. А еще к какой-то особой извращенной логике: вот убитый Пушкин, а вот убийцы…

Открываем газету 1937 года, читаем дальше: Николай Тихонов («Ослепленные злобой»), Константин Федин («Агенты международной контрреволюции»), Юрий Олеша («Фашисты перед судом народа»), Всеволод Вишневский («К стенке!»), Исаак Бабель («Ложь, предательство, смердяковщина»), Лев Славин («Выродки»), Андрей Платонов («Преодоление злодейства»), Евгений Долматовский («Мастера смерти») и т. п. Масса имен. Почти литературная энциклопедия, но не вся…

Весьма образно и по-женски затейливо озаглавила свою статью воинственная Мариэтта Шагинян – «Чудовищные ублюдки». Кстати, ее фамилии в том письме в «Правде» от 1973 года нет: то ли сама отказалась, то ли не предложили, но мужскую компанию подписантов все же следовало разбавить хотя бы одной женщиной-писателем. А вот поэт Николай Тихонов и в 1937 году, и в 1973-м не подкачал, везде отметился. Сравнивая номера «Литературной газеты» столь разных лет, нельзя не прийти к выводу, что определенная преемственность все же чувствуется. Соблюдение общей стилистики налицо.

Подписчиков «Литературной газеты» было немало, ибо, как выразился журналист Александр Борин, «газету называли тогда Всесоюзным бюро жалоб»{39}. Это было характерно для многих советских газет, превратившихся, по сути, в единственную действенную инстанцию, на которую простые граждане возлагали последнюю надежду. Вряд ли читатели французской газеты «Монд» или английской «Дейли мейл» писали в редакции письма о плохой работе химчисток и отключении горячей воды. Но в советском «обществе ремонта» это было нормальным – жаловаться в газету, которая вообще-то не имеет отношения к бытовому обслуживанию населения. Александр Борин – один из тех, кто работал в те годы в «Литературной газете», создав ей определенное реноме. Его имя стоит в ряду таких замечательных журналистов, как Юрий Щекочихин, Аркадий Ваксберг, Ольга Чайковская, Анатолий Рубинов, Евгений Богат и многих других. Заняв важную социально-бытовую нишу, советские журналисты помогали бороться со взяточниками и бюрократами, нерадивыми продавцами и спекулянтами, таксистами-невезухами и официантами-несунами, а также расхитителями социалистической собственности. Более того, иногда газетные публикации даже открывали двери тюрем, где томились невинно осужденные граждане. Своя преданная и многотысячная аудитория сформировалась и вокруг газет «Комсомольская правда» и «Известия», куда поступало не меньше жалоб от населения. Вообще в советское время было принято подписываться на одну и ту же газету много-много лет. Что-то в этом есть трогательное.

«Мы, конечно, знали, – вспоминает Денис Драгунский, – что “Литературная газета” – это трибуна интеллигенции, газета смелая, как тогда почему-то говорили – левая, и очень любили ее читать. С нетерпением ждали среды, когда она выходила»{40}. А Юрий Нагибин 27 февраля 1973 года отметил в дневнике: «Вернулся после семнадцатидневного отсутствия и будто не уезжал… На столе – несколько писем, пересланных “Литературкой” – злобных и грязных. Всё, что идет от этого органа печати, пакостно»{41}.