Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы.

Действительно, после официального разрешения продажи водки выяснилось, что спиртные напитки потребляют не только нэпманы, но и рабочие. Официальный партийный поэт Вл. Маяковский прямо заявил, что «класс — он тоже выпить не дурак». Именно это обстоятельство подвигло советские властные структуры начать организованную борьбу с пьянством. В июне 1926 г. появились тезисы ЦК ВКП(б) «О борьбе с пьянством», а чуть позже и специальное письмо ЦК ВЛКСМ, из текста которого видно, что развернувшаяся антипьяная кампания имела политическую направленность и характер. Злоупотребление спиртными налитками по-прежнему называлось «…наследием старого быта царской России». Правда, к числу причин, толкавших людей к пьянству, были отнесены не только «буржуазная идеология», но и «нэпманская стихия»[38]. Под «нэпманской стихией» в первую очередь понимались вполне определенные бытовые практики. Плюрализм повседневной жизни времени НЭПа вообще требовал в первую очередь активизации системы самоконтроля личности, поиска ею собственных норм регулирования досуга и, в том числе, потребления спиртного. Кроме того, сама система большевистской пропаганды акцентировала внимание на так называемых трудностях НЭПа, что у психически неуравновешенных людей порождало ощущение социальной неустроенности — причины ретритизма. Одновременно объявление «нэпманской стихии» главной причиной пьянства могло помочь идеологическим структурам подогреть антинэповские настроения в определенных социальных слоях. И все же дифференцирование идеологических кодов алкоголизма свидетельствовало о том, что большевистская верхушка начала постепенно изживать утопические представления о природе социальных аномалий.

В сентябре вышел декрет СНК РСФСР «О ближайших мерах в области лечебно-предупредительной и культурно-просветительной работы с алкоголизмом»[39]. Он предусматривал очень конкретные меры: развертывание борьбы с самогоноварением, развитие антиалкогольной пропаганды, введение системы принудительного лечения алкоголиков. В марте 1927 г. в Ленинграде начало функционировать совещание по борьбе с алкоголизмом, а в апреле 1927 г. были учреждены должности районных психиатров. В инструкции, регламентирующей их деятельность, подчеркивалось: «В отношении борьбы с наркоманией и алкоголизмом районный психиатр проводит обследование на дому всех алкоголиков, нуждающихся в принудительном лечении, участвует в комиссии по определению такового и берет на учет направленных на принудительное лечение»[40]. Осенью 1927 г. в Ленинграде открылся первый наркологический диспансер, а в 1928 г. — второй. Правда, на ментальном уровне нововведение было воспринято с большой иронией, о чем свидетельствуют слова популярной в то время песни:

Ах, мне бы счастия сейчас хотя бы толику,
Я не раба, я дочь СССР.
Не надо мужа мне такого алкоголика,
Его не вылечит, наверно, диспансер.

Специальным постановлением Ленсовета от 5 августа 1928 г. в городе была запрещена торговля спиртными напитками в праздничные дни. Развернулась борьба с питейным заведениями. Основной силой выступали комсомольцы, организовавшие для этого специальный отряд при Горкоме комсомола. Осенью 1928 г. в Ленинграде прошли демонстрации детей против пьянства. Демонстранты несли массу транспарантов со следующими текстами: «Пролетарские дети против пьющих отцов», «Отец, не пей. Купи книги детям, одень их», «Отец, брось пить. Отдай деньги маме», «Мы требуем трезвости от родителей». Деполитизированность лозунгов детских антипьяных выступлений свидетельствовала о том, что на бытовом уровне пьянство вовсе не рассматривалось как непременное качество людей, социально и идейно чуждых советскому строю. Более того, антиалкогольная кампания была поддержана рабочими. Ведь она проводилась без включения таких факторов, как полный запрет продажи спиртного.