Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Дело принимало нежелательный для нас оборот — похоже, шведы намеревались силой заставить Гущина явиться на допрос. Как быть: отказаться от соучастия в этом акте (а наше участие могло бы только придать легитимность произволу) или принять приглашение Фошмана? Времени на раздумье не было. Перси ждал от нас ответа сейчас, так как, по его словам, места на военном катере нужно забронировать заранее. Поразмышляв, мы сочли за благоразумное принять участие в этом мероприятии, чтобы не оставлять командира подлодки один на один со шведскими экспертами, которые вряд ли беспристрастно смогут осуществить свое расследование. Одновременно мы подчеркнули, что принципиально возражаем против опроса Гущина, поскольку еще нет на это согласия советской стороны.

В сопровождении Бъерлинга отправились в ближайший универмаг покупать теплые носки — всем остальным нас должны были обеспечить шведы. За нами по пятам и впереди шла разношерстная толпа журналистов и фотографов. Вся процессия напоминала вождение слона по улицам провинциального города. В таком составе мы ввалились в магазин, и там поднялся такой переполох, что в зал вышел директор магазина и попросил журналистов удалиться. На следующий день наши фотографии появились почти во всех газетах. Пожалуй, никогда в истории Швеции покупка пары носков типа «фротти» не сопровождалась таким паблисити! (Кстати, в отличие от майки, я почти 20 лет пользовался купленными 30 октября 1981 года теплыми носками и с благодарностью вспоминаю о шведских производителях.)

Вернувшись в номер, мы включили телевизор, чтобы узнать последние новости. Они передавались в экстренном порядке каждый час. В натовских странах в один голос заявляют, что нейтралитет не является гарантией безопасности Швеции. Командование карлскрунской базы продолжает оказывать прессинг на Гущина, которого в газетах «окрестили» почему-то Петром, хотя он не скрывал, что его зовут Анатолием. Лодка оживленно обменивается радиосообщениями со своей базой в Калининграде. Шведы вводят запрет на пользование кодом и просят общаться с домом открытым текстом и на фиксированной частоте. На У-137 не соблюдают это условие и получают от Фошмана строгий выговор. В качестве главной сенсации муссируются слухи (подброшенные, как потом выяснилось, ЦРУ) о том, что на борту советской подлодки имеется ядерное оружие!

Но самая потрясающая для шведов новость приходит вечером. Впервые в истории советско-шведских отношений (а может быть, и вообще в истории) Москва приносит Стокгольму официальные извинения за инцидент с У-137.

Вечером мы связываемся по телефону с Е. П. Рымко и докладываем о том, что происходит в Карлскруне. Он одобряет наши действия и вводит нас в курс того, что происходит в Стокгольме и Москве. В обеих столицах поддерживается постоянный контакт и идет довольно жесткий диалог. У нас с Юрой создается впечатление, что в Москве начинают понимать, какой муравейник разворошила лодка, сев на мель в Гусином проливе, и что гражданское руководство Швеции настроено не так агрессивно, как военные круги. Вполне возможно, что после официального извинения Москвы может наступить сдвиг и в шведской позиции. Во всяком случае из разговора с Рымко следует, что требования об интернировании и предании суду экипажа лодки, прозвучавшие из уст некоторых военных, политиков и высокопоставленных чиновников, шведскими дипломатами смягчаются. Они — большие прагматики и смотрят вперед, понимая, что унизив великую державу один раз, вряд ли стоит загонять ее и дальше в угол — это очень опасно.

Во время разговора с посольством к нам подключается кто-то посторонний, мужской голос пытается что-то уточнить, ему отвечает женщина. Мы с Юрием удивленно пдднимаем брови и смотрим вопросительно друг на друга. Потом догадываемся, что нас подслушивает Бъерлинг, но, вероятно, по ошибке нажимает не на ту кнопку и консультируется с коммутатором гостиницы. Конечно, швед знает, что ничего сногсшибательного в нашем разговоре с Рымко он не откроет, но в сложившейся ситуации любая оперативная информация может представить интерес. Нас это не удивляет, и на Перси мы за это не обижаемся. Работа есть работа. Впрочем, через пару часов он вполне «реабилитировал» себя в наших глазах, заявившись в мой номер с бутылкой виски.

Из личного исторического опыта он знает, что социализм прогрессивнее капитализма.