Олень, которого Потехин назвал Борькой, был красивым и самым крупным самцом. Он стоял впереди стада, состоящего в основном из самочек, и, раздув ноздри, настороженно смотрел на приближающегося к нему коменданта.
— Борька, ну иди же ко мне, — произнес добрый комендант, протягивая ему корку хлеба.
Олень рванулся вперед и в два прыжка оказался перед Потехиным. Саша не успел произнести больше ни слова, потому что в следующую секунду он почувствовал сильный удар рогами в грудь и свалился в грязь, как неустойчивая фишка домино. Олень не успокоился на том, что поверг незваного гостя наземь, а стал бить его копытами и бодать рогами. Потехин, не ожидая такого коварного подвоха, не издал от страха ни звука и только ногами защищался от напора дикого зверя.
Мы опомнились и выстрелили в воздух. Стадо мгновенно исчезло за бугром, а вместе с ним и его гордый предводитель. Саша поднялся на ноги и стал отряхиваться от прилипшей к одежде грязи. Руки его тряслись, и вид у него был, прямо скажем, неважнецкий. Слава богу, никаких повреждений на теле обнаружено не было. Обманутый в самых лучших желаниях, Саша всю дорогу хранил молчание и старался не смотреть нам в глаза. Мы с Валерой Каменсковым понимали его состояние и не задавали лишних вопросов, погрузившись в собственные мысли.
Наконец мы вышли прямо напротив поселка и остановились, чтобы подать сигнал.
Ракеты одна за другой взвивались в голубое небо, оставляя за собой рваный оранжевый цвет лишь на несколько секунд, потому что дул свежий ветер. Кроме того, оранжевый цвет на фоне яркого ярила был еле заметен самими сигнальщикам, не говоря уж о том, что его могли заметить из поселка.
Истратив весь запас ракет, мы поняли, что наш сигнал не сработал.
— Надо идти к водопроводчикам, — предложил Валера. — Там у них есть рация.
Следует пояснить, что Баренцбург питается ледниковой водой через трубы, проложенные по дну Зеленого залива. Источником водоснабжения является небольшое высокогорное озеро-спутник озера Линнея. Водопровод обслуживала бригада из трех или четырех полярников, которые постоянно жили при нем и в поселке появлялись очень редко. Им регулярно завозили продукты питания, а контакт с ними держали по радио.
Мы вздохнули и тронулись опять в путь. До основного жилища было не менее трех километров. Коробку этого незамысловатого строения мы хорошо видели. Она находилась прямо напротив южной окраины Баренцбурга.
На зимовье водопроводчиков никого не было, кроме агрессивных чаек-крачек, атаковавших нас с назойливостью и смелостью осиного племени. В качестве оружия они искусно используют свой помет. Первой жертвой их беспорядочной «бомбардировки» пал бедный Потехин: они не только сбросили на него свою «бомбочку», но и больно клюнули в затылок. Мы быстренько надели на головы шапки, а возмущенный Каменсков не выдержал и пугнул их выстрелом из дробовика.
Домик был закрыт, вероятно все ушли к насосной станции в горы, где у них тоже было жилье и где они в основном занимались рыбной ловлей. Надо было что-то делать.
— Может, дойти до станции? — неуверенно предложил Потехин, и сам понимая нереальность своего предложения. Семь километров лазания по горным тропам мы бы не выдержали.
— Нет уж, — отпарировал Каменсков. — Надо проникнуть в дом, там есть телефон, по которому можно связаться с насосной станцией.
Это был выход. Тщательно обследовав со всех сторон домик, мы обнаружили лаз, по которому один за другим влезли внутрь. Действительно, там был телефон, но в его трубке было так же глухо, как в боевой машине бронетанковых войск. Ребят не было на месте. Скорее всего были на ремонте линии или ловили гольца.
— Да-а-а, — протяжно заметил Потехин. — Дела-а-а.
И завалился спать.
В течение примерно часа мы названивали на насосную станцию, пока кто-то на том конце линии не взял трубку. Обрадованные, мы объяснили ситуацию и попросили сообщить обо всем в консульство или в дирекцию рудника. Уже давно истекло контрольное время нашего возвращения, и можно было себе представить, что могли подумать наши жены. Вообще все великие путешественники по сравнению с нами были несомненно в более выгодном положении. Они спокойно уплывали от семей на тысячи километров, делали великие и малые открытия, нисколько не «дергаясь» по каждому поводу и не задумываясь над тем, что там о них подумают оставшиеся дома жены.
Но теперь, слава Богу, в консульстве будет известно, что мы живы-здоровы, и оставалось только ждать, когда придет помощь.
Какое-то шевеление в порту Баренцбурга мы заметили только через час. От причала отошла самоходная десантная баржа и со скоростью черепахи стала приближаться к нам. Расстояние через залив она преодолела с «рекордным» временем тридцать минут! На мостике стоял заправский шкипер — новороссийский Саша, заросший на Шпицбергене густой бородой и длинной шевелюрой, «стильно>» перевязанной на затылке красной тесьмой.
Мы приветственно замахали своему «спасителю» руками и с нетерпением считали секунды, когда списанная из флота баржа, практически простое железное корыто, ткнется тупым носом в гальку.