Повседневная жизнь средневековой Москвы

Появление другого сосуда — братины — относилось, по-видимому, к дружинным временам. Она была похожа на горшок и закрывалась крышкой, напиток из нее черпали ковшами — по-братски. Впрочем, в музеях сохранились и небольшие братины, употреблявшиеся как чаши. Подобно другим видам посуды, братины могли быть деревянными, медными, серебряными или золотыми. В 1637 году польскому королю Владиславу IV была поднесена от царя золотая братина «с кровлею», украшенная яхонтами, лалами, изумрудами и жемчугом, стоимостью две тысячи рублей. Аналогом братины, но с более низкими бортами, была ендова, которая также могла иметь разные размеры.

Естественно, что каждый дом москвича среднего или низкого достатка имел свои индивидуальные особенности. К избе ремесленника пристраивалось помещение для работы, либо он работал в клети или в теплой избе. Бывало, что в типичном для Москвы трехкамерном доме жила не одна, а несколько семей. Как мы помним, нищий Тихон Иванов в 1693 году жил в «наемной подклети». Тем не менее общие черты рядового средневекового жилища были весьма типичны и довольно близки к крестьянскому дому. К этой же аналогии прибег в 1824 году и Н.М. Загоскин в романе «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», правда, повествуя о постоялом дворе: «Домашний простонародный быт тогдашнего времени почти ничем не отличался от нынешнего; внутреннее устройство крестьянской избы было то же самое: та же огромная печь, те же полати, большой стол, лавки и передний угол, украшенный иконами святых угодников. В течение двух столетий изменились только некоторые мелкие подробности: в наше время в хорошей белой избе обыкновенно кладется печь с трубою, а стены украшаются иногда картинками, представляющими “Шемякин суд” или “Мамаево побоище”; в семнадцатом веке эта роскошь была известна одним боярам и богатым купцам Гостиной сотни. Следовательно, читателям нетрудно будет представить себе внутренность постоялого двора, в котором за большим дубовым столом сидело несколько проезжих. Пук горящей лучины, воткнутый в светец, изливал довольно яркий свет на всё общество; по остаткам хлеба и пустым деревянным чашам можно было догадаться, что они только что отужинали и вместо десерта запивали гречневую кашу брагою, которая в большой медной ендове стояла посреди стола».

Дневной круг

Время в средневековой Руси считали по солнцу, разделяя дневные (от восхода до захода) и ночные (от захода до восхода) часы. Согласно свидетельству книжника Кирика Новгородца (XII век), количество дневных и ночных часов было одинаковым — по 12, при разной их продолжительности в разное время года и на разной географической широте: дневные часы удлинялись летом и сокращались зимой, ночные — наоборот. Такие часы принято называть «косыми». Они были известны на Руси по крайней мере с XI века и бытовали до XVII столетия. Свидетельство дневного и ночного счета времени сохранили летописные сообщения:

«В лето 6933 (1425. — С Ш.). Преставися князь велики Василей Дмитриевич, внук Иванов, правнук Иванов же, праправнук Данила Московского, месяца Февраля в 27 день, на второй недели во вторник Великого поста, в 3-й час нощи. <…>

Априля в 4 день (1473 года. — С. Ш.), в неделю пятую поста, еже глаголется Похвальная, в 4 час нощи, загореся внутри града на Москве у церкви Рождества Пресвятыя Богородици близ, иже имать придел Воскресение Лазарево; и погоре много дворов… <…>

Того же месяца 28 (мая 1489 года. — С. Ш.), в среду, в 11 час дни, преставилъся пресвященный митрополит Геронтий и положен на Москве в соборной церкви Успениа Пречистыа на северной стране»^{540}.

Помимо «косых» существовали и «ровные» (равноденственные) часы, продолжительность которых составляла 60 минут. В случае применения «ровных» часов отсчет времени по-прежнему шел от восхода и от заката солнца, только количество ночных и дневных часов различалось: 17 дневных и семь ночных летом и наоборот — зимой. Сосуществование двух вариантов суточного счета времени отразилось и в письменных источниках. Летописец, рассказывая (1551) о пожаре в новгородском Юрьевом монастыре, отмечает, что загорелось «в третий час нощи по Московским часом, а по Новгородским часом на шестом часе, на ночном»^{541}.