Повседневная жизнь Тайной канцелярии

Игорь Курукин, Елена Никулина Повседневная жизнь Тайной канцелярии

Предисловие

В январе 1718 года царь Петр I ждал возвращения блудного сына Алексея, бежавшего в австрийские владения из опасения пострижения в монахи и утраты права на корону. Отправляясь из Неаполя в Петербург, Алексей благодарил отца за обещанное «мне, всякие милости недостойному, в сем моем своевольном отъезде, буде я возвращусь, прощение». Он полагал, что гроза миновала…

Однако создававший свою «регулярную» империю государь не мог допустить и мысли об угрозе ее благополучию даже от собственного сына. Их встреча произошла 3 февраля 1718 года в Кремлевском дворце. Царевич рыдал и каялся; Петр вновь обещал ему прощение при условии отказа от наследства, признания вины и выдачи сообщников. На следующий день после «примирения» началось следствие – царевичу предъявили «пункты», после которых стояла приписка: «Ежели что укроешь, а потом явно будет, то на меня не пеняй, понеже вчерась пред всем народом объявлено, что за сие пардон не в пардон».

При этих обстоятельствах в 1718 году, еще до возвращения царевича в Россию, была создана Тайная канцелярия розыскных дел, которая должна была вести дознание о его «измене». Это учреждение стало первой специализированной отечественной службой безопасности или политической полицией. Тогда же в новой столице Петербурге появилась и полиция обычная. Первые отечественные городовые следили за порядком на улицах и за ценами на рынках. Тайная же канцелярия и ее преемники ведали преступлениями государственными, а потому подчинялись непосредственно монарху и действовали в обстановке секретности.

Тогдашний политический сыск отличался от деятельности аналогичных органов XIX и XX столетий. Это, во-первых, направленность (и с точки зрения нормативно-правовой базы, и с точки зрения практики следствия) большей частью на борьбу с оскорблением личности государя в разных формах – становление российского самодержавия во главе с сакральной фигурой «великого государя» не могло не вызывать подобного отношения к всевозможным «непристойным словам». Во-вторых, так как главной целью следствия было получение от «клиента» признания своей вины, то в качестве обычной процедуры применялись пытки. Третьей особенностью является отсутствие у тогдашних «спецслужб» местного аппарата и соответствующих информационных возможностей.[1]

Вероятно, мало кому не доводилось слышать или читать про Тайную канцелярию петровского времени, или Тайную розыскных дел канцелярию, как называлось это учреждение при императрицах Анне Иоанновне и Елизавете Петровне, или Тайную экспедицию Сената при Екатерине II, где велись расследования по не менее известному «слову и делу». В десятках книг можно встретить зловещую характеристику деятельности тайного сыска, подобную той, что в относительно «свежем» учебнике отечественной истории дана работе Тайной канцелярии в эпоху пресловутой «бироновщины»: «Повсюду рыскали шпионы, ложные доносы губили любого, кто попадал в стены Тайной канцелярии. Тысячи людей гибли от жесточайших пыток».[2] Читатели, как правило, им верят: в нашей социальной памяти живучи представления о репрессиях государства против своих граждан.

Между тем в XVIII веке власть имущие относились к подданным всё же несколько иначе, хотя борьба за власть всегда была опасным делом. Не раз описанные политические процессы – дела царевича Алексея и Артемия Волынского, Василия Мировича, Александра Радищева, следствия о массовых народных выступлениях и появлении самозванцев (самым известным из них стал Емельян Пугачев) – велись с редкой жестокостью и заканчивались суровой расправой. Но мы сознательно отказались от рассказа о громких политических делах и важных клиентах тайного сыска. Судьба большинства из них известна, и они отчасти заслоняют десятки и сотни дел российских «обывателей» из всех слоев общества, которым волею судеб – по вине, с горя, а то и с неумеренной радости, по нелепой оплошности или по злобе ближнего – довелось побывать в застенке и познакомиться с методами дознания. В их историях, как правило, нет политических заговоров и придворных тайн, но они дают представление о зарождавшемся в новое время механизме политического сыска, его попытках контролировать повседневную жизнь подданных. Кроме того, массовые документы позволяют нам услышать живые голоса незнаменитых людей XVIII столетия, хотя и с известным искажением – «речи» подследственных доступны нам в подавляющем большинстве в изложении казенным языком протокола. Из бесстрастных бумаг мы узнаем, что их волновало, вызывало одобрение или возмущение в той специфической сфере, которая затрагивала безопасность или престиж власти; увидим, как они с помощью властей, в данном случае – путем поставки Тайной канцелярии «клиентов» по реальным или ложным обвинениям, – решали свои частные проблемы.