Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

Другое дело, когда доносчик в первую очередь пытается выслужиться перед властью или «подсидеть» не понравившегося ему начальника. Такому доносу, даже если он и влечёт за собой позитивные результаты, оправдания быть не может. Кстати, такие доносы зачастую бывают ложными, а лжедоносчику на Руси полагался первый кнут.

Дубасов сообщает, что во времена Павла I в Тамбовской губернии сильно развилась тяга к доносам и ябедничеству. Губернатор Иван Петрович Бахметев, войдя в должность, обнаружил этот недостаток в своих подчинённых и доложил о нём в Петербург генерал-прокурору Обольянинову: «Отставные приказные служители, составляя собой довольное число, занимаются только праздностью… они подущают всех на просьбы, несоответственные ни справедливости, ни закону, ниже порядку. Не ограничиваясь писанием просьб в здешние места, они подвигают …на посылание подобных в С.-Петербург и тем составляют одну ябеду. Сие же люди… тем несноснее, что они поведения нехорошего и не имеют уже способности к статской службе». Сам Бахметев особыми деловыми качествами не отличался и написал свою жалобу в надежде заранее получить «индульгенцию» на неспособность к управлению Тамбовским краем. В ответ Обольянинов посоветовал ему усилить контроль за действиями своих подчинённых. Мудрый совет, однако!

О многообразии стоящих перед губернатором задач говорить не приходится. Бессарабскому (кишинёвскому) военному губернатору П.И.Фёдорову (1834—1854), к примеру, пришлось заниматься сохранением памятника старины от нашествия т.н. антиквариев, а попросту говоря – от всякого рода кладоискателей и любителей старины. 30 марта 1843 года Павел Иванович получил от председателя казённой палаты Каменец-Подольска статского советника А. Ключарёва письмо, в котором тот сообщал о покушении нелегальных антиквариев на Городищенский монастырь. Эти любители старины обманом и подкупом монахов растаскивали древности, что не могло не возмутить благородного сердца статского советника. Было ли душевное движение Ключарева искренним, можно судить по следующему отрывку из его письма:

«…Не мог я терпеливо выслушать неблагомеренного покушения и в уме своём воскликнул: напишу о сём покровителю бессарабских древностей, его превосходительству, да отвратит он злонамеренный ков! За что наше возьмут чужие, когда в Одессе есть и своё общество, и свои антикварии?»

Ключарев нижайше просит Фёдорова не гневаться на его решимость и смелость довести до сведения губернатора информацию о разграблении монастыря. Он явно хотел угодить высшему начальству, зная, что обращается не по адресу. Тем не менее, Павел Иванович отреагировал на «сигнал» и переадресовал его кишинёвскому архиерею Дмитрию (Сулиме).

Какую нелепую ситуацию мог создать донос, свидетельствует рассказ нашего знакомца владимирского губернатора Долгорукова.

В 1808 году некто, минуя губернатора, донёс непосредственно в Петербург, что в городе Муроме орудует шайка, занимающаяся изготовлением фальшивых денежных ассигнаций. Доносчик мотивировал свой поступок интересами государства. Петербург среагировал мгновенно и направил в Муром губернского секретаря Маковецкого. Маковецкий, не уведомив о своём задании губернатора, выдавая себя за провиантского офицера, предъявил свои полномочия муромскому исправнику и рьяно взялся за расследование, арестовывая всех, кого попало, и выбивая из арестованных показания с применением физического воздействия. В инструкции, полученной Маковецким от министра внутренних дел А.Б.Куракина, предписывалось проинформировать Долгорукова только в том случае, если ему удастся получить подтверждение указанному злоупотреблению.

В провинции шила в мешке не утаить, так что «секретный» следователь Маковецкий скоро был «расшифрован» – муромский городничий тайком проинформировал о нём губернатора. Губернатор был шокирован: выходило, что министр Куракин не доверял ему, послав Маковецкого во Владимирскую губернию с секретным заданием, во-вторых, министр грубо нарушил закон, категорически запрещавший такого рода следственные рейды, и в-третих, применение Маковецким во время дознания пыток и избиений затрагивало компетенцию губернатора, и спрос за это могут предъявить ему, а не губернскому секретарю Маковецкому.