Повседневная жизнь в Северной Корее

С тех пор дочь госпожи Сон стала всерьез подумывать о бегстве. Она могла подать на развод, но это означало потерять все. Несмотря на то что Трудовая партия провозгласила освобождение женщин от унизительных оков, которыми их стесняло феодальное общество, система все равно не слишком поддерживала прекрасный пол. После развода и дом, и дети оставались мужу, даже если он изменял жене и проявлял по отношению к ней агрессию. Для Ок Хи ситуация оказалась бы совершенно безнадежной, если учесть тяжелое положение ее родных, а также то, что у нее не было отца, который мог бы ее защитить. За неимением лучших вариантов Ок Хи решила отправиться в Китай и попробовать самостоятельно заработать денег. Если ей удастся купить собственное жилье, она сможет повлиять на мужа и отобрать у него опеку над детьми.

Однажды ночью Ён Су в очередной раз явился домой пьяный и в мерзком настроении. Он ударил Ок Хи так, что она упала на пол, а потом с силой ее пнул: женщина даже слышала, как хрустнули ребра. Вдруг раздался стук в дверь — это был прохожий, который спрашивал, где находится нужная ему улица (такое происходило довольно часто, поскольку дом располагался у самого вокзала). Пока муж отвечал, Ок Хи поднялась с пола, пробралась на кухню и в одной ночной рубашке выбежала на улицу через заднюю дверь.

Вокзальные часы показывали десять вечера. Воздух был по-августовски теплым. Убежав достаточно далеко и убедившись, что Ён Су ее не преследует, Ок Хи остановилась, обдумывая следующий шаг. Обычно после домашних ссор она отправлялась к матери, которая накладывала ей компрессы на разбитые губы и синяки под глазами. Наутро Ён Су, протрезвев, плакал, просил прощения и умолял жену вернуться домой, что она всегда и делала. Так продолжалось уже десять лет. Если она хотела что-то изменить, момент для этого настал.

Ок Хи не рискнула зайти на вокзал, где ее могли узнать коллеги мужа. Вместо этого она пошла вдоль путей прочь от центра города и так добралась до первой пригородной станции. Кругом было столько бездомных оборванных людей, что никто не обратил внимания на женщину, идущую по улице в ночной рубашке.

Два дня старшая дочь госпожи Сон прожила на станции. Ребра у нее ужасно болели. Голова раскалывалась от голода и жажды. Не было сил даже подняться. Но вдруг Ок Хи заметила, что окружавшие ее люди оживились. Отходил состав до приграничного города Мусана. Женщина собрала последние силы и влилась в толпу, атаковавшую двери и окна поезда. Люди заняли все места, заполнили проходы, туалеты и тамбуры. Они высовывались из оконных проемов, висели между вагонов и даже под ними. Народу набилось столько, что кондуктор не мог пройти и проверить у пассажиров документы. На следующий день Ок Хи была уже в Мусане — без паспорта, без денег, без еды, без одежды.

Единственное, что у нее имелось — это тело относительно здоровой 32-летней женщины. В отличие от средней сестры, которую все считали похожей на кинозвезду, Ок Хи никогда не слыла выдающейся красавицей. Зато госпожа Сон считала ее самой умной из дочерей, и с тяготами голодного времени она справлялась лучше, чем многие. Небольшого роста и плотненькая, как мать, Ок Хи обладала телосложением, создававшим иллюзию пухлости. Благодаря маленькому носику лицо выглядело молодо, зубы были ровными и белыми. Однако для того, чтобы заняться проституцией, Ок Хи считалась уже слишком зрелой, да она и не имела таких планов. У северных кореянок был другой, несколько менее отталкивающий способ продать себя.

Прямо за рекой Туманган на много миль тянулись поля кукурузы. В китайских деревнях было много еды, зато не хватало женщин. В результате того, что предпочтение традиционно отдавалось сыновьям, а на размер семьи налагались ограничения, на каждые 13 мальчиков приходилось всего лишь 10 девочек. Многие китаянки, едва выйдя из подросткового возраста, уезжали в города, чтобы работать на фабриках (там они получали больше, чем за сельскохозяйственный труд). Поэтому деревенским холостякам, особенно тем, кому перевалило за 35 и кто не мог похвастаться ни богатством, ни физической привлекательностью, было трудно найти себе жену. Они обращались к сводникам, которые долларов за 300 подыскивали им партию. Молодая и красивая женщина обходилась дороже. Однако молодость и красота были не обязательным условием: существовал спрос и на крепких здоровых кореянок за шестьдесят, которые готовили и вели хозяйство у пожилых вдовцов.

Уроженки КНДР обладали для китайцев некоей таинственной привлекательностью. Несмотря на отпечаток, оставленный на их телах голодом, северокорейские женщины считались одними из красивейших в Азии. В Южной Корее говорили, что женщина с севера и мужчина с юга — оптимальная генетическая комбинация. Если же сравнивать северных кореянок с китаянками, то первые считались более скромными и послушными.

Ок Хи знала все о китайском брачном рынке. Когда в Чхонджине таинственным образом исчезала женщина, люди шептались: «Эта шлюха, наверное, продалась какому-нибудь китайцу».