Повседневная жизнь в Венеции во времена Гольдони

В венецианских архивах хранится множество бухгалтерских и юридических документов вполне серьезного содержания, подтверждающих большую экономическую и политическую роль театральной антрепризы.

Вилла: удовольствия…

Если верить Монтескье, то «нет ничего красивее, чем дорога от Падуи до Вероны. Одно и то же поле дает вам и зерно, и вино, и шелк, и дрова, не говоря уж о фруктах с деревьев».[210] Он мог бы прибавить, что Падуанская равнина — это край виноградников и оливковых рощ, плодородная почва, на которой прекрасно произрастают пшеница и фруктовые деревья, рис, конопля, шелковица, имеются превосходные пастбища для скота, не говоря уже о многочисленных горячих источниках, как, например, источник Абано (Абано-Терме), где принимали ванны желающие успокоить нервы.[211] Плодородные илистые почвы Полезине простерлись вокруг городка Ровиго, а берега озера Гарда, что к югу от Ровиго, прославились своим особым микроклиматом, делавшим их «особенно очаровательными».[212] Он также мог бы сказать, что материк является «экономическими легкими» порта Венеция, однако Венеция плохо вознаграждает свои «легкие» и совершенно их не ценит. Материк поставляет сырье и изделия, питающие торговлю. Там энергично развиваются мануфактуры: в Брешии изготовляют оружие, в Бергамо, Вероне и Брешии производят текстиль, шелк и шерсть. На материке отмечается значительный прирост населения. Там проживает 75 % всего населения Венецианской республики (Владычицы подвластных ей территорий), иначе говоря, 2 210 тысяч жителей (в то время как общая численность населения равна 2 860 тысяч). Процент плотности населения на материке весьма высок.[213] Во всех городах материка, кроме Падуи и Кремы, после 1764 г. наблюдается быстрый рост населения, в то время как Венеция теряет четыре тысячи жителей. Понятно, почему венецианцы, отложив в сторону сухие бухгалтерские отчеты и позабыв о своих делах, в массовом порядке отправляются обустраиваться на этих плодородных землях с целью извлечь из них свою «маленькую прибыль».

Но не тяга к земле толкает венецианцев массово переселяться на материк. Поначалу это переселение, начавшееся в конце XV в., находит объяснение вполне в духе гуманистов: чтобы достичь счастья, человек должен соблюдать равновесие между физической и умственной деятельностью. Деревенская жизнь позволяет ощутить себя творцом и одновременно возвысить свой ум, то есть обрести мудрость. На свежем воздухе среди садов тело здоровеет, и если даже человек, живущий в деревне, продолжает играть, любить застолье и дружеские беседы, развлечения эти не принесут ему вреда. Благородные гуманисты доводят до совершенства «культуру загородных вилл», утонченную, элитарную, нашедшую свое отражение в неоклассических дворцах Палладио, таких, как Ротонда и Мальконтента, построенных вдоль канала Брента. Их владельцы, эти «пионеры переселения», не видят никакого противостояния между Венецией и материком.

Однако в XVIII в. равновесие нарушается. Речь идет уже не о выборе стиля жизни, а о моде. О том свидетельствует нарастание строительства вилл: в XVI в. было построено 252, в XVII в. — 332, а в XVIII в. — 403, из них 150 на территории Вероны и 147 в провинции Виченца.[214] «Местре сейчас, — объясняет персонаж из „Ловкой служанки“, — это маленький Версаль. Там начинается канал Мальгера, он орошает всю местность и течет до самого Тревизо».[215] В XVIII в. конкуренцию берегам Бренты начинает составлять Терральо. По сути, начинается освоение новых территорий, только в районах менее гостеприимных, нежели Падуанская равнина или окрестности Вероны. Так, в Фельтре «значительно холоднее, и там чаще бывают заморозки», объясняет Гольдони, «город лежит в гористой, обрывистой местности. В течение всей зимы он до того заносится снегом, что в узких улицах двери домов совершенно закрыты и жители вынуждены выходить через окна антресолей».[216] Тамошняя земля бедна на природные богатства, зато прекрасная охота и орехи; также там выращивают кукурузу, и она «произрастает прекрасно»; и, разумеется, там нет никакой коммерции, ибо все портовые города далеко. Но там можно «совершать чудесные пешие прогулки».[217]

Некоторые венецианцы-мизантропы, подобно Гаспаро Гоцци, ценят деревню за ее умиротворяющую атмосферу. Свою виллу в Визинале, а точнее, во Фриуле он называет «убежищем». Именно там, в «буколической простоте», он мечтает принимать друзей, ибо деревенская обстановка, по его мнению, способствует поддержанию человеческих отношений: