Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта

Иоганн Штраус привнес в развлечения венцев достаточно новый элемент бешеной вакханалии, самоопьяняющейся сентиментальности. Вагнер, присутствовавший в Бригиттенау на празднике св. Бригитты и увидевший там, как Штраус увлекает танцующих в бессмысленное круженье, назвал это «праздником краснокожих». Свое впечатление он объясняет в следующем описании: «Под огромной луной гирлянды фонариков связывали друг с другом огромные своды, образованные ветвями деревьев. Казалось, что весь окружающий пейзаж увлечен всеохватным вращением. Это круженье не ограничивалось ни выстланными досками танцевальными дорожками, ни палатками, ни балаганными павильонами, ни ложбинами, ни холмами, в безумный вихрь вальса увлекались даже кусты и деревья».

Особенно поразила его личность самого музыканта и восторг, который он вызывал у своих слушателей, неподдельный, физически ощущаемый экстаз, исходивший от него самого, от того колдовства, которое он в себе нес. «Этот демон венской народной музыки, — пишет Вагнер, — трепещет в начале очередного вальса, как если бы у него начинался транс. Настоящий рев, испускаемый аудиторией, опьяненной скорее музыкой, нежели выпитым вином, возводит эту страстность виртуоза Штрауса в степень мучительной тревоги». Праздник краснокожих, вакханалия, шабаш колдунов… и в истоке этого всего — волшебная скрипка сына еврея-кабатчика из Леопольдштадта.

Индивидуальность Иоганна Штрауса настолько совпадала с существом его родного города, что его смерть отдалась в сердце каждого венца национальным трауром. Маэстро умер в доме своей возлюбленной Эмилии Трампбуш от скарлатины, занесенной из школы одним из пяти его незаконнорожденных детей от этой женщины (его законные дети также стали известными музыкантами). Успех, которым он пользовался в Германии, в Лондоне, в Париже, ничто в сравнении с тем культом, каким его почтили земля-ки-венцы. Похороны Штрауса по торжественности и волнению, в атмосфере которого они проходили, были сравнимы с похоронами короля. Обратимся к трогательному рассказу Г.-Е. Якоба:

«Тысячи людей стояли вдоль тротуаров вплоть до самого портала собора Св. Стефана. Четверо оркестрантов несли гроб дирижера. За ними следовал старый отец Амон, первая скрипка, держа в руках черную подушку, на которой лежал инструмент маэстро с вырванными струнами. Все алтари в огромном нефе были освещены горящими свечами. После благословения гроб поставили на повозку, запряженную четверкой вороных лошадей. Кортеж двинулся медленным шагом до Шотландских ворот, откуда музыканты понесли его на плечах на Дёблингское кладбище. Два полковых оркестра играли похоронные марши. Могила Штрауса была вырыта рядом с могилой Ланнера. Гроб медленно покрывался землей. День уже клонился к закату, свежий ветер доносил из соседних виноградников грустный запах осени. Одинокий колокол скромной Сальмансдорфской церкви словно пел отходную. Его подарил здешней небольшой коммуне сам Иоганн Штраус; здесь его родители часто проводили лето. Звук каждого суховатого удара колокола долго трепетал во влажном воздухе окрестностей. Сама природа словно присоединялась к трауру большого города». [124]

Глава девятая ВЕНСКИЙ РОМАНТИЗМ

Романтики немецкие и австрийские. «Жизнь в поэзии». Австрийский романтизм и искусство. Портреты и жанровые сцены

Хотя они пишут на одном и том же языке и по большей части вдохновляются одними и теми же чувствами, немецкие и австрийские романтики существенно отличаются друг от друга. Последним недостает скорбного, трагического характера, Эсхиловой концепции предназначения, радикального бунта « Бури и натиска», волшебной добродетели, провидческого пыла, которые проявляются одинаково, хотя и различными средствами, в поэзии Гельдерлина, музыке Шуберта, живописи Каспара Давида Фридриха.