Когда Вильгельм Хаузенштайн говорит нам о том, что Вена зиждется на римском фундаменте, речь идет не только о фундаментах собора Св. Стефана или о катакомбах, но в большей степени о том имперском предназначении, которым город был отмечен с самого начала своего существования. Это предназначение было воплощено в жизнь династией Габсбургов и выполнялось вплоть до падения империи в 1918 году — падения, подведшего итог, символизировавшего и предвосхитившего разрушение старой Европы, той самой Европы многовековых монархий и казавшихся несокрушимыми империй, падение которых привело к воцарению убийственных форм национализма и бессмысленных революций, заменивших довоенные гибкие и гармоничные политические сообщества искусственными объединениями народов.
Облик Вены складывался так же, как формировалось ее население. Вплоть до момента, когда градостроительное планирование пришло на смену свободной застройке, допускавшей индивидуальный выбор форм и материалов, архитектурные стили смешивались, подобно национальностям, и уживались рядом друг с другом как добрые соседи; между ними существовало нечто вроде биологической гармонии. Даже после колоссальных разрушений, причиненных двумя мировыми войнами, Вена и в наши дни представляет собой естественное целое, вобравшее в себя настоящее и прошлое, свободно сложившееся единство счастливым образом сочетающихся элементов, одновременно разнородное и единое, подобное симфонии, в которой партии различных инструментов сливаются в единое звучание ансамбля.
Что представляло собой население Вены в интересующий нас период, скажем, с 1780 по 1850 год (впрочем, эти даты не имеют никакого формально ограничительного значения и выбраны лишь для определения временного «поля действия»)? Если уж придавать значение каким-то датам, то решающими в истории частной жизни венцев являются: как исходная точка — приход к власти Иосифа II, {3}а как завершающий момент — революция 1848 года. Перед смертью Марии Терезии в империи господствовал достаточно формалистический и негибкий самодержавный режим, почти средневековый по характеру и внешнему облику. В результате революции возникает глубокая, готовая в любой момент расшириться пропасть между различными категориями населения; эта заря классовой борьбы одновременно знаменует собой упадок исполненного взаимного доброжелательства сосуществования аристократии, буржуазии и пролетариата, достигшего наиболее яркого выражения именно в период, о котором мы будем говорить.
В конце XVIII и начале XIX века не было и речи о «национальных противоречиях» среди жителей Вены, как ни различно было их происхождение. Люди общались друг с другом на равных, неизменно пребывая в хорошем настроении, а если порой и подшучивали — то в песенках, то на театральной сцене или в опереттах — над особенностями характера какого-нибудь венгра или над акцентом уроженца Чехии, то это никак не подрывало естественно сложившегося единства горожан, подобно тому как, скажем, во Франции никого не задевают традиционные шутки по поводу акцента марсельцев или жителей Оверни. И если когда-либо какое бы то ни было государство объединяло в себе представителей почти всех европейских национальностей, то это, несомненно, была империя Габсбургов! Немцы, итальянцы, поляки, венгры, цыгане, словаки и словенцы, сербы и хорваты, иначе говоря, все разнообразие германских, романских и славянских народов, а также немало евреев стекались сюда с востока, запада, севера и юга и основательно укоренялись благодаря уму, мастерству и сноровке. Евреев никто не загонял в гетто, как это бывало в очень многих других городах, и если они группировались предпочтительно в Леопольдштадте, расположенном на острове между Дунайским каналом и главным руслом реки, то поступали так, следуя традиции, восходящей к 1622 году, когда первые их соплеменники стали строить здесь свои склады и синагоги, и потому, поселяясь здесь, они сразу оказывались среди своих.
Вот некоторые имена представителей крупной венской аристократии: Лобковицы, Паллавичини, Кински, Лихтенштейны, Гаррахи, Чернины, Эстерхази, Шварценберги — сами имена говорят о происхождении этих семейств. Оставим в покое знать и обратимся к коммерции. Вот какие имена записал Вильгельм Хаузенштайн, глядя на вывески магазинов из окна трамвая на коротком отрезке пути по улицам города: Деметриадес, Апфельгрюн, Трнка, Шварцброд, Бенвенисти, Срп, Цукеркандль, Витлацил, Вертери фон Вертесалья — Венгрия, Чехословакия, Италия, Восток, Германия… И все это, пишет он, в основном и определяет общий местный стиль, «венский стиль».