Степан Ровной, который по обвинению в разбое и убийстве летом 1747 года был приговорен к смертной казни и ожидал рассмотрения своего дела в Сенате, 12 декабря 1749 года «по полуночи в 11 часу» был послан под охраной двух солдат, Максима Леснякова и Ивана Родионова, на Болото в Кузнечный ряд для заковки. Вечером того же дня в Сыскной приказ вернулся караульный Лесняков — пьяный, без шпаги и шляпы — и «объявил, что оной колодник остался с товарищем моим». Ближе к ночи явился и Родионов в том же виде и рассказал, что подконвойный, «напоя ево… пьянова, бежал, а каким случаем, того за пьянством не упомнит». Солдатам дали проспаться и наутро обстоятельно расспросили. Лесняков откровенно рассказал: «…он, Максим, с тем ево товарищем по упрощению того посланного с ними колодника для питья вина, не доходя того Кузнечного ряду, зашли, во-первых, на кружало, которое имеется в Китай-городе у Москворецких ворот на Мытном дворе, и на том кружале выпили они вина на пять копеек, а с того кружала как пошли, и пришли на Конную площадку, то до заковки оного колодника зашли еще на другую фартину, в которой выпили на пять же копеек. И, вышед с той фартины, привели оного колодника в кузницу, которая имеется на Болоте, и имеющиеся на нем ветхие кандалы с него разбили, а другие, взятые ими на перемену… отдали для починки в кузницу… И, отдав те двои кандалы к показанному кузнецу, доколе он их починит, по прозбе означенного ж колодника Степана Ровного, наняв извозчика, для свидания ему незнаемо с каким человеком поехали за Арбацкие вороты. И, приехав за те вороты на фартину, на той фартине он же, колодник, купил им вина еще на пять копеек, которые они обще с ним же и выпили. И, выпив, как стали ево понуждать, чтоб он шел с ними к вышепомянутой заковке, то оной Ровной еще стал их упрашивать, чтоб еще им выпить по стакану пива. А он, Максим, в то время уже стал быть весьма пьян и… для испорожнения ис той фартины отлучился на сторону. А как уже он, по испражнении, пришел в ту ж фартину, то как означенного товарыща ево, так и объявленного колодника в той фартине уже не получил».
Второй караульный Иван Родионов подтвердил показания своего товарища и добавил: после того как Максим Лесняков в кабаке за Арбатскими воротами «для телесной своей нужды от них отлучился, он был в то время весьма пьян же, и, подождав ево близ получаса, точию не дождался. [Он,] взяв того колодника, уже один повел для заковки на Болото в ту ж кузницу… означенной колодник в той же фартине купил ему еще вина, а на сколько, того не упомнит, которое от него взяв, и выпил, и стал быть весьма пьян. И тот колодник каким случаем от него ушел, того за беспамятством сказать не упомнит».
К счастью для солдат, сбежавшего арестанта в этот же день привели из Московской полицмейстерской канцелярии. На допросе он признался: обнаружив, что один караульный отлучился из кабака, а второй после очередной чарки вина находился в бессознательном состоянии, он нанял извозчика, которому раскрылся, что «он намерен бежать». Извозчик согласился за два рубля вывезти беглеца за пределы Москвы. Сев в сани вместе с пьяным солдатом, они «поехали разными переулки и пробирались к Земляному городу в Зубов». В одном из безлюдных переулков колодник «сидящего с ним солдата из саней спихнул, которой и упал, а имеющийся на нем государев плащ остался в санях». Заслуга поимки беглеца принадлежала неизвестному офицеру, тем зимним вечером проезжавшему по московским улицам и заметившему, что в проскочивших мимо санях сидит человек в нашейной цепи. С криками «Караул!» он погнался за санями. На помощь подоспели другие московские обыватели, и преступника удалось поймать [604].